- Я так сообразил, - начал тот, с притворной развязностью опершись ладонью на учительский стол и сбивая шляпой пыль с ноги, - я так сообразил... то есть, вернее сказать, прикинул... что застану вас об эту пору одного. Так оно у вас каждый день выходит. Самое что ни на есть спокойное, приятное, книжное время, можно вроде как пробежать еще разок все свое образование, припомнить, чего знаешь. Вы в этом совсем, как я. Видите, я вон даже обычаи ваши все высмотрел.
- Тогда зачем же вы приходили утром и мешали занятиям? - сурово спросил учитель.
- Это точно, маху дал, - ответил дядя Бен, сокрушенно усмехаясь. - Я ведь, понимаете, входить не хотел, а так, поболтаться поблизости, мне надо было вроде как пообвыкнуть.
- Пообвыкнуть? - переспросил учитель раздраженно, хотя сердце его уже смягчилось: очень уж покаянный вид был у этого непрошеного посетителя.
Дядя Бен ответил не сразу, а сначала огляделся, видимо, ища, где бы сесть, попробовал широкой ладонью две-три скамьи, словно испытывая, выдержат ли, и наконец, все же отказавшись от такой рискованной затеи, уселся прямо на ступеньку, ведущую к учительскому столу, предварительно смахнув с нее пыль все той же шляпой. Сочтя, однако, что такая позиция не настраивает на откровенный разговор, он тут же снова встал, взял со стола какой-то учебник, заглянул в него, держа кверху ногами, и наконец неуверенно произнес:
- Вы, небось, здесь учите арифметике не по Добеллу?
- Нет, - ответил учитель.
- Жалко. Видно, он свое уже отслужил, этот самый Добелл. Я вот на Добелле воспитан. А "Грамматика" Парсингса? Парсингса, небось, тоже отставили?
- Тоже отставили, - ответил учитель, окончательно смягчаясь при виде смущенной улыбки на страдающем лице дяди Бена.
- И Джонсову "Астрономию", надо думать, и "Алгебру", небось, то же самое? Ишь, как все теперь по-другому! Все по-новому. - Он старался говорить непринужденно, но упорно избегал глаз учителя. - Тому, кто вырос на Парсингсе, на Добелле и Джонсе, нынче особенно и похвастать-то нечем.
Учитель молчал. Увидев, как на лице дяди Бена сменились несколько оттенков румянца, он поспешил пониже склониться над тетрадями. Это приободрило его собеседника, который, по-прежнему глядя куда-то в окно, продолжал:
- Если б они у вас были, старые-то книги, я бы попросить хотел кое о чем. Мысль у меня такая была... Ну, освежить свое образование, что ли. Пройтись заново по старым учебникам... так, знаете, от нечего делать. После уроков забежишь к вам, позанимаешься, а? Вроде еще один школьник у вас завелся... я бы вам платил... но только чтоб это все между нами, я ведь просто так, скуки ради. Ну как?
Но стоило учителю с улыбкой поднять голову, как дядя Бен сразу же демонстративно отвернулся к окну.
- Надо же, до чего эти сойки нахальные! Так в школу и норовят. Им, небось, тоже нравится, что здесь тишь такая.
- Но если вы всерьез, дядя Бен, почему бы вам не заняться по новым учебникам? - сказал учитель. - Право же, разница не так уж велика. Принцип тот же.
Лицо дяди Бена, внезапно посветлевшее, так же внезапно омрачилось. Не поднимая глаз, он взял учебник из рук учителя, повертел и осторожно, словно что-то очень хрупкое, положил на стол.
- Точно, - пробормотал он, будто в раздумье. - Это точно. Принцип, он весь здесь.
Он с трудом перевел дыхание, и мелкие капли пота выступили на его безмятежном лбу.
- А прописи, например, - продолжал учитель еще бодрее, заметив все это, - из любой книги можно брать.
И невзначай протянул дяде Бену свое перо. Большая рука, робко принявшая перо, не только дрожала, но стиснула его так безнадежно неумело, что учитель был вынужден отойти к окну и тоже заняться разглядыванием птиц.
- Они смелые, эти сойки, - сказал дядя Бен, с бесконечным старанием кладя перо точно подле книги и воззрившись на свои пальцы, словно они совершили какое-то чудо ловкости. - Поглядишь на них, ничегошеньки они не боятся, верно?
Последовала еще одна пауза. Потом учитель решительно повернулся от окна.
- Вот что я вам скажу, дядя Бен, - проговорил он вдруг уверенно и твердо. - Забросьте-ка вы Добелла, Парсингса и Джонса и гусиное перо, к которому, я вижу, вы привыкли, и принимайтесь за все наново, будто ничего раньше не учили. Что знали, забудьте. Конечно, это будет трудно, продолжал он, снова устремив взгляд в окно, - но придется уж постараться.
Здесь он снова взглянул на собеседника: лицо дяди Бена вдруг так осветилось, что на глаза учителя навернулась влага. Смиренный искатель познания сказал, что он постарается.
- Правильно, начнете все с самого начала, - весело подхватил учитель. - Прямо как... как если бы опять стали маленьким.
- Вот-вот, - обрадовался дядя Бен, потирая свои большие ладони. - Это мне в самый раз. Я Рупу в точности так и сказал...
- Значит, вы уже проговорились? - удивился учитель. - Вы же хотели, чтобы все было в секрете.