КРЕСТ

— Все хорошо, милая, все хорошо, я не позволю тебе умереть…

Оттар, беспомощно уронив руки, смотрел на то, чего Эрик пока не заметил: Ядвига была прикрыта простыней с обгорелыми краями. И простыня эта пропиталась кровью. Отец Сигизмунд оглянулся на Оттара с виноватым видом. А Ядвига заплакала.

— Эрик, — всхлипнула она. — Эрик, я тебе так и не говорила никогда, что люблю… Я так хотела родить тебе еще детей, много детей, похожих на тебя… Смешно, ты молодой совсем, я почти старуха.

— Не говори так! — возмутился он. — Ты очень красивая, — нежно добавил он. — Ты ранена? Ничего, меня учили целительской магии, я тебе сейчас помогу. Все будет хорошо.

Отец Сигизмунд, глядя на Оттара, отрицательно покачал головой. В уголках глаз что-то блеснуло, старый аскет отвернулся, а Оттар почувствовал, как у него странно защипало веки.

Эрик попытался отодвинуть простыню, но Ядвига мешала.

— Эрик, — позвала она, — я хочу тебя попросить… Не ради себя. Эрик, я умру. Я знаю. Не возражай, пожалуйста. Эрик, я совершила великий грех. Когда ты просил меня… после Изабели… я отказала тебе… мне было очень больно, и я совсем не подумала о нашей дочери. Эрик, я знаю, что мое происхождение, — она криво улыбнулась, — не для твоей жены. Но я умру к ночи. Я тебя прошу…

— Ты не умрешь, — с улыбкой сказал он. — Я тебя спасу.

— Эрик…

— Мы обязательно обвенчаемся, когда ты выздоровеешь. Я тебе обещаю. И ты не старуха, ты очень красивая и молодая. У нас еще будет много детей, и ты станешь прекрасной княгиней. А потом я повезу тебя в Румалу…

— Эрик, — как-то не по-церковному, а совершенно по-человечески позвал отец Сигизмунд.

Голос его прозвучал так, что Эрик сник. Во взгляде его была страшная боль.

— И… надежды нет? — шепотом спросил он.

Отец Сигизмунд отрицательно покачал головой.

— Но я маг! — вскрикнул Эрик, и такое случилось впервые на памяти Оттара, чтобы молодой князь открыто признавался в наличии у него волшебного дара.

— Но не бог, — с грустью ответил лезуит.

Эрик уронил голову, несколько секунд не шевелился. Потом осторожно поцеловал Ядвигу в глаза. И когда заговорил, тон его был твердым:

— Отец Сигизмунд, я знаю, неуместно просить сейчас об этом… Если она выживет, я не откажусь от данных обетов. А если… если… словом, я хочу, чтобы душа ее была спокойна. Вы можете..?

— Конечно, сын мой.

Оттар без объяснений понял, что от него требуется. Оглянулся, поманил какого-то крестьянина:

— Эй, малый! Поди-ка сюда.

Отец Сигизмунд задал свидетелям приличествующие вопросы, затем приступил к совершению таинства брака. Оттар и крестьянин Фадей стояли молча, обнажив головы и сложив руки на животе. Оттар не знал, о чем думает Фадей, а сам он исступленно, как никогда в жизни, молился: Господи, не дай ей умереть… Он не вспоминал, что когда-то Ядвига ему отказала, а в прошлом году они поссорились из-за Эрика.

— …и ребенка, рожденного Ядвигой, объявляю своим законным, — донесся до Оттара неестественно звонкий голос Эрика.

— Объявляю вас мужем и женой перед Богом и людьми, — закончил отец Сигизмунд.

Ядвига, которую во время церемонии Эрик поддерживал в полусидячем положении, закрыла глаза. По вискам катились капли пота. Она дышала ртом, и Оттар увидел: при каждом вздохе на губах ее появляются капли крови.

Эрик все-таки не оставил идеи спасти ее. Отнял простыню… И замер, сжав губы и прикрыв глаза. Оттар понял, что молиться было бесполезно. Непонятно, как она до этой минуты дожила.

В правом боку, чуть ниже ребер зияла страшная рана. Ядвигу почти разрубили пополам. В рану вылезали внутренности, с кровью вытекала и желчь… Но Эрик на что-то надеялся.

Ядвига умерла через час у него на руках.

Эрик не позволил хоронить ее здесь же, в наспех вырытой могиле. Тело Ядвиги положили на подводу и повезли в женское аббатство. Эрик ехал рядом с каменным лицом, и Оттар понимал: венчание с умирающей не стало для него пустой формальностью. Пусть он говорил, что страсть его прошла, пусть были у него другие любовницы, Ядвигу он любил. Искренне. Любил — и потерял. Оттар, чувствуя свое унизительное бессилие, поотстал. И поравнялся с отцом Сигизмундом.

— …Моя вина, — твердил тот без притворства. И не потому твердил, что обязан был такое говорить, как и всякий священник. — Моя это вина… Если б я ее удержал…

Оттар не расспрашивал, что произошло. Отец Сигизмунд поведал сам.

— Ядвига, царствие ей небесное, приехала пополудни. В женскую обитель. С дочерью. О, Господи, велик Ты и всемогущ! — вдруг охнул он. — Что было бы, если б она с дочерью осталась дома! — и продолжал: — Оставила дочь послушницам, они любят с ней играть, и сама в сад вышла. В тот, что за оградой. Ядвига хотела положить зерно в монастырские хранилища — сам знаешь, сын мой, что сейчас в стране деется. У нас стены каменные, мы и пожар выдержим, и осаду. Не то, что ее усадьба. Я сказал — Церковь никогда не оставит без помощи детей Божьих, конечно, пусть крестьяне к нам свозят, у нас в сохранности пролежит хоть до смыкания времен…