Крест

– Привез? – Лукич неторопливо затянулся. Собственно, он был уверен, кровь Мишкина. Но бумага есть бумага.

– Да. Группа одна, – протянул он Лукичу Мишкину карточку и результаты экспертизы.

– Спасибо.

– Не на чем. Что-нибудь нашли?

Мужики отрицательно покачали головами. Пора было возвращаться. Вишняков подошел к Махотину.

– Давайте знакомиться – Вишняков Петр Павлович. А вы Махотин Борис, не знаю по отчеству. Зять Крестовского.

– Никитич, – Махотин откровенно скривился. Опять его ткнули носом в проклятое родство. Сам виноват, нечего было жениться на Лизе! Все равно ничего хорошего из их брака не получилось. Впрочем, это не совсем так. Аленку, может быть потому, что она была больше его дочь, чем матери, он любил.

Вишняков наблюдал, как меняется лицо Махотина. Только что было, будто лимон проглотил, но тут же разгладилось. Не очень-то он гордится знаменитым тестем!

– Вы надолго к нам?

– Месяц, не больше. Отдохнуть решил.

– Что не на Сейшелах? – в голосе Вишнякова слышалась насмешка.

– Юза не хуже, – как можно более равнодушно ответил Борис, хотя в нем закипала злость. Долго ему еще будут приписывать грехи Лизкиного папаши! Он жил, стремясь как можно дальше находиться от этой семейки. Никогда не ходил даже на дни рождения тестя, посылая с Лизой и Аленкой дорогие безвкусные подарки. Бизнес Махотин сделал себе сам, не взяв ни копейки из денег жены. И никогда он ни у кого не одалживался. Но оправдываться перед этим бывшим воякой, он не собирался.

Вишняков с удивлением подумал, что зять Крестовского ему скорее нравится, чем… Чем что? Крестовский не сделал Вишнякову ничего плохого, собственно! И Вишнякову не за что было его ненавидеть или презирать. Но! Было одно «но»: он не мог ему простить того, что тот посмел предложить ему, офицеру, работать под ним. Посмел! Опустив его в его же собственных глазах. Вишняков чувствовал себя после того памятного разговора с ним, будто оплеванным. И это не прошло до сих пор, хотя по жизни они больше не пересекались. Он ни с кем это не обсуждал, даже с Анной. «Это мой скелет в шкафу» – думал он, вспомнив свою слабость. Весь стыд и был в этой минутной слабости. Был, был момент, когда он чуть не согласился! Нужны были деньги на лечение Светланы, срочно нужны. И он, сидя на кухне с чашкой обжигающего кофе в руках, почти сломался. Рука уже потянулась к телефону… Анна тогда достала денег. Никогда не говорила, как и у кого, но принесла эти проклятые двадцать тысяч. Это нежелание рассказать ему, и было ее «скелетом», и он никогда не настаивал, не домогался этой информации.

– Пойдемте, все уже ушли. Не возражаете, перейдем на «ты»? – Вишняков решил сгладить свое почти откровенное хамство.

– Не возражаю, – Махотин слишком устал, чтобы обострять отношения.

– Еще раз спасибо.

– Не стоит. Я сделал это для Елены.

– Елены? Вы, то есть ты хорошо ее знаешь? – Вишнякова вдруг накрыл приступ жгучей ревности. «Она ото всех готова принять помощь, только не от меня» – обиделся он.

– Я у нее дом купил.

– И все?

Махотин удивленно оглянулся на Вишнякова. «Ба! Да ты ревнуешь, вояка!»

– Все. Елена красивая и свободная женщина, отчего ж не помочь? – он не смог удержаться от мелкой мести, глядя на вытянувшееся против воли лицо Вишнякова.

Они дружно замолчали. Махотин подошел к машине.

– Подвезти?

– Давай. Я приехал с Лукичом на его мотоцикле. Ферму на Луговой знаешь?

– Откуда?

– Поезжай, я покажу, – он махнул рукой в сторону дороги.

Махотин вырулил с поляны, и джип плавно покатил по грунтовке. К владениям Вишнякова они подъехали, когда уже почти стемнело.

– Зайдешь? – Вишняков кивнул на дом.

– Нет, поеду к своим, – он прощально махнул рукой и вдруг замер. К калитке с другой стороны забора подходила молодая женщина. Вишняков поцеловал подставленную ею щеку и повернулся к Махотину.

– Знакомься, это – Анна.

– Борис, – ответил он, вытянув руки почти что по швам, боясь выдохнуть застрявший где-то глубоко в груди воздух.

– Пойдемте, выпьем чаю с коньяком, Борис. Вы же, наверное, устали, – Анна улыбнулась и легко тронула его за руку, словно выводя из оцепенения.

Махотин, словно завороженный, шел за ней по бетонной дорожке к дому. Он не видел ничего, кроме прямой спины Анны. Он боялся, что наступит ей на ногу, боялся упасть, потому, что ноги, его собственные конечности, не слушались его. Он не видел усмешку Вишнякова, кажется, он не видел и его самого. Он шел за женщиной, ясно осознавая, что влюбился во второй раз жизни. Сразу, как говорят, с первого взгляда, причиняя себе боль, не в силах уже даже сейчас отказаться от этой сладкой боли. «Она же его жена!» – мелькнула быстрая мысль и тут же потерялась где-то в глубине сознания.

Глава 22

Она не плакала. Не потому, что не было слез. Они стояли комом, не желая принести хоть какое-то облегчение хозяйке. Корить себя не было смысла. Толку от этого никакого. Слова цыганки, некогда сказанные ей, словно огнем жгли. Не уберегла она первенца, Мишеньку. Хотя до сих пор он был для нее живой.

В дверь постучали.

– Проходи, Лукич, – Елена говорила спокойно.