– Севкой? А! Забудь, не твой вопрос! – Кучеренко неопределенно взмахнул рукой. Этой проблемы для него уже не было.
Глава 38
Вишняков уже пришел. Кажется, только закрыл за собой калитку, а уже стоит возле ее дома. Топчется, как малолетка перед первым свиданием. Вишняков навесил на лицо улыбку и ступил на кирпичную дорожку, ведущую к дому. Краем глаза ухватил колыхнувшуюся занавеску. Еще потоптался на крыльце, вздыхая и томясь неведомо от чего. Он готов не был. Слишком короткий путь от его дома до ее. Придумать, с чего начать разговор, он не успел. «Бог в помощь» – пожелал он себе и постучался. Никакого ответа. И где она? А занавеска? Ведь трепыхнулась, или у него глюк?
Елена по ту сторону двери стояла ни жива ни мертва.
«Не хочет пускать!» – дошло, наконец, до него, – «Вот это да! Во, попал! И что делать-то? Ломиться, пока не откроет? Или уйти? Нет уж, дудки, Елена Ивановна! Я уже здесь!». С досады он саданул ладонью по двери. Потом дернул за ручку. С недоумением глядя, как открывается дверь, совсем даже не запертая, чертыхнулся. Морщась от боли в ладони – все – таки сильно саданул – он шагнул в полутемные сени и тут же дальше – в дом. Всего два шага – раз и два. Что-то теплое коснулось его груди. От яркого света он на секунду зажмурился, на ощупь, как слепой, схватил это теплое и прижал к своим губам. Руки, пахнущие молоком и еще чем-то сладковато – сдобным. Веки тяжело опустились, давая блаженное неведение, возможность узнать так, не глядя, свое, родное, только тебе предназначенное. Уже без сомнений и страхов. Почти мертвыми от напряжения губами он ткнулся в ее щеку, неудовлетворенный, отмирая, попытался уловить ее дыхание. Поймал, впился губами, уже горячими и смелыми в ее мягкий рот, готовый то ли крикнуть, то ли застонать. Получился вздох. Шумный, прерванный его поцелуем, просящий и стыдливый. Он скорее почувствовал ее стыд, чем услышал. Испугался, что оттолкнет, не поняв, что нет ничего постыдного, наглого. Прижал крепче, чтобы не шелохнулась даже, немного боясь причинить ей боль, а, потому отвлекая ее от этой боли губами, которые, казалось, сами, отдельно от него знали, что им делать. Они дышали уже вместе, выныривая на поверхность и жадно глотая воздух. Вместе проваливались в очередной поцелуй, и никому из них не удавалось сказать ни словечка. Он торопился, жадничал, руками ощупывая ее плечи, бедра, губами изучая лицо, шею и ямочку над ключицами. Она почему-то притягивала его неимоверно. Уткнувшись в эту ямочку, он терялся, слабело разгоряченное тело и хотелось уже всего и поскорее. Кто-то там свыше подсказывал не спешить, но он все чаще дотрагивался до этой ямочки, а потом, осмелев, опустился ниже и замер. Никогда не было так боязно сладко. И тут же пришло понимание, почему не надо торопиться. Дальше не должно быть на бегу, вот так, на пороге комнаты, залитой ярким солнцем. Дальше нужно не спешить, нужен вечер, а потом ночь, а потом утро! А иначе это теряет свой смысл, получается банальный половой акт, торопливо и бестолково. Он так не хотел. То есть он хотел, до черноты в глазах от одной только мысли. Но не так.
Она почувствовала, как он остановился. Почувствовала и поняла. Только по своему, застыдясь внезапно своего порыва, до красноты в и так пылающем лице, до запнувшегося вдруг дыхания. И отодвинулась. Набравшись силы, упершись в могучую грудь и вытянув вперед руки. И отвернулась, чтобы он не догадался, как ей вдруг стало больно. Она никогда не брала чужого! А он был чужим. Лучше бы она не знала его жену, не видела никогда. Тогда может быть… Нет! И тогда бы не могло. Хотя сейчас вдвойне тяжело. Ей очень нравилась Анна. Елена вспомнила ее заплаканное лицо, сцепленные до боли руки, горячие слова, и ее охватил стыд.
– Петр Павлович…
Он посмотрел на нее и испугом.
– Лена…
– Только не надо ничего говорить, хорошо?
– Да как же так? – глянул растерянно. Ведь только что! Не может, чтобы вот так просто!..
– Все получилось случайно! – она говорила убедительно, уже глядя прямо ему в глаза. Только он сразу разгадал в них смертельную тоску, спрятанную неумело, неопытно. И рассердился. Да что же за детский сад!
– Лена, не обманывай меня. Вот именно сейчас мне не ври. Так, как ты сейчас пытаешься придумать, не бывает. Ты хочешь беды?
– У нас и так беда, Петя! У тебя беда, у Анны и у меня. Одна на всех!
– Анна здесь совсем ни при чем! И ты ей нравишься, переживает она за тебя, сама видишь.
– Вот именно! А я…
– Да что ты? Она взрослый человек, сама разберется, как ей к этому относиться!
– А ты жесток!..
– Я?! – он вдруг догадался. И рассмеялся. Болван! Ну, конечно! Сам же об этом недавно подумал! «Моя родная, какая же она… Я люблю ее! Уже за одно то, как она может болеть за других люблю!»…