Крест

Но мне нужны эти сутки. И я готова умолять Чейза, чтобы он дал мне их.

Он закрыл за нами дверь ванной комнаты и кивнул на кровать. С тяжёлым вздохом я присела на край стола.

- Что там на улице? Когда уже сирена заткнётся? - Мой голос был до такой степени слабым, что я сама его еле расслышала. И, кажется, меня начинало лихорадить. Лихорадить, в смысле трясти от холода. Потому что при заражении, температура тела стремительно опускается и может достичь отметки в 34 градуса.

Другими словами, более научными - это сепсис, - заражение крови. Бактерии в крови стремительно размножаются, нервной системе скоро должен прийти конец, терморегуляция нарушена. Я ведь уже говорила, что немного шарю в медицине? В общем, мой организм отравлен.

- Перечисли симптомы. - Голос Чейза всё ещё был способен прорваться в моё помутнённое сознание. - Ладно, - Он шумно вздохнул, - просто кивай. Сухость во рту? - Кивок. - Головокружение? - Кивок. - Слабость?

- Не видно?

- Озноб? - Кивок. - Ломота в суставах? - Кивок. - Тошнота? - Кивок. Хотя сегодня меня тошнит всё время.

- Разве тебе не нужно ко всем? - О, я ещё способна найти глаза на его мрачном лице. - Ты ведь должен быть с отрядом.

Чейз так и не ответит ни на один вопрос, он, недолго думая, подхватил меня на руки и уложил в постель.

Я начала брыкаться:

- Нет, спасибо! Я не буду лежать в постели, в которой ты трахал свою подружку.

- Замочи, - и это даже не прозвучало грубо. - Просто замолчи.

От такой внезапной перемены в его голосе, я не смогла не замолчать. Мой распухший язык просто не знал, что на это ответить.

Чейз присел на край кровати и запустил руку в свои непослушные волосы. Он выглядел... растерянным. Это из-за меня что ли?

- Когда ты меня им сдашь? - спросила я, едва шевеля губами.

Ответ меня ещё больше обескуражил:

- Я не сдам тебя.

Его руки... кажется, они дрожат. Или это у меня перед глазами всё трясётся?..

Он резко поднялся на ноги и принялся мерять комнату шагами.

- Лекарство изобретаешь? - Я всё ещё способна была шутить, хотя вспышки в глазах говорили о том, что лучше бы мне заткнуться, потому что скоро органы откажут и даже мозг помашет ручкой на прощанье.

Когда Чейз загородил своим идеальным телом окно, стихла сирена, что говорило о том, что тварей в городе перебили, ну, почти перебили, одна из них - почти тварь, - всё ещё лежит здесь и дышит.

На какое-то время я потеряла сознание, а когда очнулась, меня бил такой сильный озноб, что единственным звуком нарушающим тишину в комнате, был звук клацанья моих зубов. Чейз накрыл меня единственным имеющимся здесь одеялом, хотя наверняка знает, что даже тысяча таких одеял не избавит меня от холода.

Он был здесь. Он не ушёл. Он не спал, и, кажется, даже не собирался отдыхать после ночи смерти и безумия. Он сидел напротив, на стуле, уперев локти в колени, и не сводил пронзительно-зелёных глаз с моего лица. О чём он думает?

- О чём ты думаешь? - Кажется это одни из моих последних слов на сегодня.

Он не отвечал, просто продолжал пристально изучать моё почти мёртвое лицо. Так, будто бы впервые увидел. Так, будто бы и не было между нами той неприязни, заставляющей постоянно осыпать друг друга проклятьями. И в другой, более здоровой ситуации, я почти уверена, что ощутила бы неловкость.

- Что с лицом? - прохрипела я и сильно закашлялась; кажется, зараза добралась до лёгких. - Ты ведь мечтал от меня избавиться... Хотел, чтобы я исчезла.

Он перевёл тяжёлый взгляд на свои руки, будто бы и их увидев впервые, а его следующие слова прозвучали совсем тихо, почти беззвучно:

- Сказал бы мне сейчас кто-нибудь, почему я больше этого не хочу...

И тишина. Везде. В комнате. В моей голове.

Может быть, я всё ещё сплю? Или у меня начались галлюцинации... Хотя вирус по идее не должен их вызывать.

Разве не эти слова я хотела от него услышать? Не о них ли я даже втайне от самой себя мечтала? Не знаю, что было раньше. И сейчас не время самой себе в этой признаваться. Потому что ситуация абсолютно не подходящая. Ситуация, когда он не должен говорить таких слов.

Наверное, пора рассказать ему, пока он не сказал чего-нибудь ещё, о чём впоследствии сильно пожалеет. А он пожалеет! Это я точно знаю! И я не хочу, чтобы он возненавидел меня ещё сильнее, если это конечно возможно.

И опять у него такой вид, словно он тщетно пытается заставить себя что-то произнести. Что-то важное.

- Джей...

- Чейз... - Мы одновременно назвали имена друг друга.

Я даже дышать перестала.

- Что? - хрипло спросил он.

Что происходит? Что творится сего лицом, с глазами?.. Где равнодушие? Где каменная маска? Пускай немедленно вернётся на место! Сейчас он не должен быть таким! Потому что я собираюсь открыть страшную тайну, которая ему явно не понравится!

Он даже по имени меня только что назвал!

И это плохо.