– Сыновья Хербранда Рембы?.. Так ведь они еще совсем сосунки, да и сестра их, верно, не намного старше, а Ульв…
– Их сестре исполнилось двадцать лет, а Ульву под пятьдесят. Вот каковы дела. – Эрленд сделался серьезным. – Видишь ли, Симон, они отлично понимают, что Ульв – незавидная партия для Яртрюд; но из двух зол все-таки меньшее, коли она станет его законной женой. К тому же Ульв – сын рыцаря и человек состоятельный, ему нет нужды наниматься в услужение в чужую усадьбу. Он живет в Йорюндгорде потому, что не захотел расстаться с нами, своими родичами, и сидеть у себя в Скэуне, в собственной усадьбе, после всего того, что произошло…
Эрленд умолк. В его лице появилось нежное и прекрасное выражение. Потом он заговорил снова:
– И вот мы с Кристин решили сыграть его свадьбу так, как если бы он был наш родной брат. На будущей неделе мы с Ульвом поедем в Мюсюдал, и он ради соблюдения приличий посватается к девушке. Но я приехал просить тебя об одной услуге, свояк.
– Я согласен, свояк. – Симон густо покраснел. Чистосердечие Эрленда привело его в какое-то странное замешательство. – Я охотно сделаю все, что в силах моих, чтобы оказать почет Ульву, сыну Халдора.
Кристин все это время возилась в углу с Андресом; мальчик требовал, чтобы тетка раздела его и уложила в постель. Теперь оно выступила вперед, в полосу света, держа в объятиях полуголого малыша, обвившего рукой ее шею.
– Как славно, что ты согласился, Симон, – негромко сказала она, протянув ему руку. – Мы все благодарны тебе за это,
Симон на мгновение коснулся протянутой руки:
– Полно, Кристин… Мне всегда нравился Ульв. Поверь, я охотно сделаю это для него…
Он хотел взять у нее сына, но мальчик стал упираться, молотить отца голыми ножонками и, хохоча, прильнул к тетке.
Сидя рядом с Эрлендом и обсуждая с ним имущественные дела Ульва, Симон продолжал прислушиваться к голосам сына и Кристин. Она знала множество детских песенок и прибауток, мальчик поминутно заливался хохотом, и она вторила ему ласковым, глубоким, воркующим смехом. Потом как-то мельком взглянув на них, Симон увидел, что она сплела свои пальцы наподобие винтовой лестницы, а пальчики Андреса изображают человечков, которые взбираются по ступенькам. Наконец ей удалось уложить мальчугана в колыбель, а сама она подсела к Рамборг, и сестры вполголоса завели какой-то разговор…
«Что ж, это правда, – думал Симон поздно вечером, укладываясь в постель. – Мне всегда нравился Ульв, сын Халдора». А с той самой зимы, когда они рука об руку бились, чтобы помочь Кристин, он почувствовал, что между ними протянулись узы своеобразной дружеской приязни. Он всегда смотрел на Ульва как на человека, равного себе по рождению, сына знатного рыцаря, а то, что он был зачат в блуде, лишь побуждало Симона особливо щадить самолюбие Ульва, потому что где-то в глубине его души всегда жила мольба о счастье Арньерд. И все-таки Симона совсем не радовало, что его втянули в это некрасивое дело: пожилой мужчина – и совсем еще юная девушка. Но, с другой стороны, не его вина, если Яртрюд, дочь Хербранда, плохо берегла свою честь летом, во время тинга; он ничем не обязан ее братьям, а Ульв – ближайший родич его свояка.
Рамборг сама предложила Кристин свою помощь за свадебным столом. Симона очень обрадовал ее поступок. Когда доходило до дела, Рамборг всегда умела показать, чья кровь течет в ее жилах. Нет, недаром Симон считал, что у него хорошая жена…
V
На другой день после праздника святой Катрины Эрленд, сын Никулауса, отпраздновал пышно и торжественно свадьбу своего родича. В Йорюндгорд съехалось много именитых гостей – об этом позаботился Симон Дарре; у него и его жены не было недостатка в друзьях среди местных жителей. На свадебном пиршестве присутствовали оба священника церкви святого Улава, и сам отец Эйрик освятил дом и постель – это считалось особенной честью, потому что отец Эйрик служил теперь только по большим праздникам и отправлял требы только для тех прихожан, которые были его духовными детьми в продолжение долгих лет. Симон Дарре огласил грамоту о свадебных и дополнительных подарках жениха, Эрленд во время трапезы произнес хвалебную речь в честь своего родича, Рамборг, дочь Лавранса, вместе с сестрой обносила гостей яствами и пивом и находилась среди женщин, раздевавших невесту в брачной светличке.