Крест Евфросинии Полоцкой

Вздохнув, Лика снова схватила телефон. Сейчас она выскажет Седову все! Мало того, что этот гад… Хорошо, не гад, замотанный, задерганный и все такое. Мало того, что он, выяснив про Зареченск, поставил на уши местную милицию, но совершенно забыл предупредить об их приезде! Так он еще и насчет осмотра церкви ничего не сказал! И что, разворачивать и пилить в Москву в полушаге от разгадки? А если крест, уникальный, красивый, тот самый крест, поиски которого столько лет были безуспешны, действительно находится в алтаре?!

– Держите, – Лика опять вручила телефон лопоухому милиционеру. Именно этот страж порядка внушал ей больше доверия хотя бы тем, что не щелкал семечки. – Надеюсь, вопрос улажен?

Тот кивнул.

– Да. Выходите из отделения, поворачиваете направо. Магазин проходите, столовую. А там увидите…

При приближении к церкви Лика Вронская почувствовала: в ее душе закручивается ураган самых противоречивых эмоций.

Гордость! Огромная величественная постройка, судя по строгости архитектурных форм, является очень древней, век XII–XIII, не позже. Рядом с храмом изгибается узкая речушка. Окаймляют зеленую поляну вековые деревья. Идеальное место, уникальный храм. И с учетом времени его возведения как не гордиться зодчими, сумевшими создать такую красоту. Только искренняя вера людей, должно быть, помогла камню застыть в величественных стенах и куполах, один вид которых свидетельствует о вечной жизни в Боге.

И вместе с тем досада! Осыпавшаяся с фасада штукатурка обнажает красный кирпич, потемнел купол, а деревянная, обитая темной ковкой дверь, кажется, едва держится на петлях. Как дверь какого-нибудь деревенского сарайчика.

– Отец Алексей, вот вы мне объясните, – завелась Лика. – Почему новые церкви растут, как грибы, а старые храмы не реставрируются! Я давно не ездила по Золотому кольцу России, но что-то мне подсказывает, что вид наших уникальных церквей если и улучшился, то незначительно. И вместе с тем —музейный мрамор храма Христа Спасителя. Почему так происходит?

– Со Спасо-Преображенской церковью в Зареченске происходят странные истории. В советские времена она использовалась как зернохранилище. И стены с уникальными фресками XII века замазали краской. Первый этап работ по раскрытию фресок начался очень давно, еще при Советском Союзе. Потом перерыв был. А теперь, наверное, лет десять художники активно занимаются храмом. Но сейчас реставраторов в церкви нет, хотя раскрыто не больше половины росписей. То деньги заканчиваются, то этих специалистов просят помочь в других храмах.

– Которые, как и в советские времена, надо сдать к определенной дате, – перебила Лика, с досадой вглядываясь в полуразрушенные стены. – А до маленького Зареченска все руки не доходят.

Отец Алексей тяжело вздохнул.

– Неисповедимы пути Господни. Даст Бог, и в Спасо-Преображенскую церковь придут верующие, и молиться, и исповедоваться, и причастие принимать. А про храм Христа Спасителя зря вы так критически отзываетесь. Доброе дело сделано, богоугодное.

– Ну! – Лика оглянулась по сторонам и засунула руки в карманы джинсов. – И где же охрана?!

– Но я так понял, задержан еще какой-то человек. Зачем здесь теперь милиция?

– Все равно, – Лика отбросила с лица длинные светлые, перепутанные ветром волосы, – такие места надо охранять! Вы посмотрите, что творится! Ох уж это наше разгильдяйство!

Словно подтверждая ее слова, жалобно скрипнуло распахнутое порывом ветра небольшое окошко.

– Но храм пуст, утвари и икон в нем нет, – тихо сказал отец Алексей. – Только фрески.

– Знаете, с нашим народом, – Лика подергала за кольцо на потемневшей двери церкви, потом скептически посмотрела на окошко с торчащими в раме обломками стекла, – с нашим народом, который несет все, что под руку подвернется, надо всегда держать ухо востро. А как у вас с физподготовкой? Дверь закрыта, у кого ключи, не понятно. Будем лезть через окно?

Священник кивнул, и Вронская пошла к своему припаркованному неподалеку «фордику».

– Какая я практичная барышня! – прокричала она, открывая багажник. – Домкрат, запаска, аптечка. И, что теперь более чем кстати – фонарик! Отлично! Батарейки не сели!

Когда Лика, вручив отцу Алексею фонарь, завертела головой у окошка, священник предложил:

– Давайте я вас подсажу. Вы такая маленькая и… хрупкая… Или, может, лучше я сам осмотрю алтарь? Все равно ведь находиться там могут только священники. А женщинам входить в алтарь вообще запрещено.

Вместо ответа Лика вцепилась в подоконник и, упираясь ногами в стену, стала карабкаться наверх.

«Не надо меня трогать, – думала она, кусая губы от напряжения. – И так голова кружится от глаз, от голоса. От любви. Не уверена, что удержу себя в руках. Совсем не уверена. Опять, как пить дать, полезу целоваться. Нет, милый, не трогай меня, потому что я за себя не отвечаю».

Забравшись на подоконник, она уставилась в темноту, пытаясь различить хоть что-нибудь в прохладном сыром мраке. Но пришлось констатировать: ничего не видно. И почему-то становится немного страшно.

– Дайте мне фонарик, – прокричала Вронская.