Крест и корона

«Вот и конец, — думала я, направляясь к подмосткам. — Мы не сможем предложить никакого разумного объяснения своему появлению здесь. Возможно, уже завтра я вернусь в Тауэр». Больше всего я сокрушалась, что втянула в это брата Эдмунда. Я жалела, что не послушалась его и брата Ричарда, а настояла на том, чтобы отправиться сначала в Вардурский замок, потом в Мальмсбери, а теперь сюда. «Ты такая взбалмошная и своевольная девица!» — нередко в раздражении говорила мне мать.

Епископ Гардинер спустился по ступеням и встал рядом с братом Эдмундом.

— Куда мы их отведем? — спросил он герцога.

Прежде чем Норфолк успел ответить, у входа, в другом конце зала, возникло какое-то движение. Личный паж семейства Говардов в волнении вбежал в зал.

— Ваша светлость, она здесь!

— Кто? — прорычал Норфолк.

— Леди Мария!

Мужчины одновременно поклонились, а женщины сделали реверанс, когда в дом Норфолка в сопровождении двух фрейлин вошла старшая дочь короля.

В последний раз я видела Марию Тюдор на Рождественском празднике в Гринвиче, когда ей было три года, а мне — восемь. Теперь ей было уже больше двадцати; ростом она оказалась меньше, чем я предполагала, — едва ли выше юной Катарины Говард, но, в отличие от нее, очень худая. Принцесса была облачена в черное. На шее у нее висело распятие, усыпанное бриллиантами. Я испытала странное чувство: благоговейный страх, но одновременно и желание покровительствовать — ведь ее мать, королева Екатерина, много лет назад просила меня помочь дочери.

Несмотря на миниатюрность, Мария Тюдор двигалась с достоинством, которого не было ни у одной другой женщины в этом зале. Принцесса была слишком мрачной, чтобы назвать ее красивой, хотя ее привлекательность и бросалась в глаза. Кожа ее светилась чистейшей белизной, над пронзительными карими глазами чернели изящные дуги бровей. Принцесса внимательно осмотрела зал, всех гостей в маскарадных костюмах. Я увидела, как губы ее неодобрительно вытянулись.

Чистым низким голосом она сказала:

— Я пришла сюда, потому что слышала о прибытии в Англию епископа Гардинера, которого собираются почтить Говарды. А мне не терпелось увидеть его снова. Должна сказать, что то, как его здесь встречают, удивляет меня. Никак не думала, что сейчас подходящее время для веселья. Я погружена в скорбь по моей мачехе, доброй королеве Джейн. — Мария Тюдор перекрестилась. — А насмешки над истинно верующими не могут порадовать моего друга-епископа.

— В этом нет ни малейшей насмешки, миледи, — возразил граф Суррей.

Герцог недовольно посмотрел на него:

— Приношу свои извинения, леди Мария.

— Вы балуете своих детей, ваша светлость, — сказала она. — Вы очень снисходительный отец. — Но говорила она это не со злостью — в ее словах звучала грусть. Хотя она и примирилась с отцом после смерти матери, но было ясно, что короля Генриха никак нельзя назвать снисходительным родителем.

Вперед выступил епископ Гардинер и, к моему удивлению, опустился на колено перед Марией Тюдор.

— Прошу вас, простите то, что вы видите здесь сегодня… И примите мою сердечную благодарность за то, что пожелали увидеть меня, — лихорадочно проговорил он. — Мои глаза радуются, видя вас, леди Мария.

Он поцеловал ей руку, и я поняла, что между ними существует искренняя привязанность. Я вспомнила, что слышала в Мальмсбери: епископ Гардинер связан кровными узами — пусть его мать и была внебрачной дочерью — с королевским семейством. Интересно, известно ли об этом леди Марии?

Потом наступила очередь герцога целовать ей руку, что он сделал с почтительностью, какой прежде я у него не замечала. Да, эта юная женщина наверняка была героиней и надеждой их партии. Хотя сам король и считал старшую дочь незаконнорожденной, но ее право наследования могло быть восстановлено. Если король больше не женится, то ее очередь на трон — следующая после младенца-принца.

Гардинер скосил на меня глаза. Еще мгновение — и будет отдан приказ, после чего нас с братом Эдмундом уведут отсюда и запрут где-нибудь, чтобы разобраться с нами позднее.

Это был мой единственный шанс.

Я сделала глубокий реверанс, каких не видели при английском дворе: такие реверансы родом из замков Кастилии, где выросла моя мать. И Екатерина Арагонская.

— Dona Maria, es un honor estar en su presencia,[42] — сказала я.

Она отпрянула в удивлении.

— Senorita, habla el espa~nol muy bien.

— Dona Maria, yo hablola leneua de mi madre, lady Isabella Stafford.[43]

Она вздрогнула, и на мгновение мне показалось, что сейчас леди Мария потеряет сознание. На ее белоснежной шее бешено запульсировала жилка.

— Вы — Джоанна Стаффорд? — выдохнула она. — Я так давно хотела познакомиться с вами. Мария де Салинас говорила мне, что вы ухаживали за моей бедной матерью. Я хотела вас найти, и Мария обещала мне помочь, но умерла. — Она взволнованно повернулась к герцогу Норфолку. — Есть в вашем доме какое-нибудь место, где я могла бы поговорить с этой леди без посторонних?

— Конечно, — поклонился герцог, чуть ли не скрежеща зубами. — Прошу за мной.