Пожалуй, ни одна сторона деятельности церкви не раскрывает с такой предельной ясностью ее классовую сущность, как экономическая. Тот факт, что с завершением конкисты церковь превращается в колониях в самого крупного земельного собственника, в эксплуататора миллионов индейцев, в крупнейшего ростовщика и по существу главного банкира, более красноречиво говорит о социальной роли религии в колониальный период, чем сотни томов, превозносящих ее как защитника и опекуна индейского населения. Следует ли удивляться, что церковные авторы, не скупящиеся на красноречие, когда речь идет о благотворительной деятельности колониальной церкви, обходят молчанием тот факт, что в ее «мертвых руках» были сосредоточены огромные материальные ценности.
Так, например, в двухтомной истории иезуитов Л. Лопетеги и Ф. Субильяги объемом почти в 2 тыс. страниц только одна страница посвящена «вопросу о богатствах испано-американской церкви». Авторы делают все возможное, чтобы убедить читателя, что церковь если и обладала имуществом и другими ценностями, то они были нужны ей для помощи страждущим, больным, сирым и даже на «возмещение ущерба от столь частых в этих землях землетрясений и других естественных катаклизмов».
Поэтому, утверждают авторы, «голые цифры часто мало что говорят, кроме того, их следует подвергать проверке» (Lopetegui L., Zubillaga F. Historia de la Iglesia en la America Española. Madrid, 1965, p. 205).
Но даже эти авторы не могут опровергнуть данных, которые приводил Гумбольдт о доходах церковников в Мексике в конце XVIII в. Согласно Гумбольдту, архиепископ Мехико получал годовую ренту в 130 тыс. песо, епископы Пуэблы — 110 тыс., Гуадалахары — 90 тыс., Юкатана — 30 тыс., Соноры — 6 тыс. В целом же в 1780 г. духовенство получило только в счет прямых доходов 22 млн. песо, в то время как доходы королевской казны в этой колонии составляли 20 млн. песо, т. е. на 2 млн. меньше!
Стоит ли удивляться нехитрым уловкам иезуитских авторов? Разве церковь, являвшаяся крупнейшим феодалом в католической Европе, могла превратиться в нечто противоположное в колониях?
Чтобы подобное произошло, нужна была революция, но, как мы уже отмечали, в период завоевания Америки для революционных изменений в Испании не было условий, ибо все классы в той или иной степени пользовались плодами конкисты — в особенности светские завоеватели и церковники.
В Испанской Америке к концу колониального периода насчитывалось от 30 до 40 тыс. священников и монахов (Chapman Е. Colonial Hispanic-America: a history. New York, 1933, p. 191), около 4 тыс. монастырей (Barros Arana D. Historia de America. La Habana, 1967, p. 250). Большинство церковников было сосредоточено в колониальных центрах. В конце XVIII в. в г. Мехико проживало 8 тыс. священников и монахов — и это на 60 тыс. жителей (Gibson Ch. Spain in America. New York, 1966, p. 84). Все церковники жили в достатке, приходы и монасты-ри владели недвижимой собственностью.
Хотя по закону индейцы были освобождены от десятины, на практике приходские священники заставляли платить ее и накладывали на них другие поборы, в частности обязывали оплачивать расходы, связанные с проведением церковных праздников, постоем священников при посещении ими индейских селений, взимая также плату за крестины, свадьбы, похороны и прочие обряды (Semo E. Historia del capitalismo en Mexico. Los origenes. 1521-1763. Mexico, 1973, p. 91).
«К концу колониального периода, — сообщает консервативный мексиканский историк Лукас Аламан, — около половины всех богатств Мексики, Перу, Колумбии и Эквадора и почти половина богатств других районов Испанской Америки оказались в руках церкви и богатого католического духовенства. Значительная часть остальных богатств находилась в закладе у той же церкви» (Alaman L. Historia de Mexico, v. I. Mexico, 1883, p. 99).
Из 44 500 тыс. песо, в которые оценивалась собственность церкви в Мексике в начале XIX в., по свидетельству епископа Мануэля Абада-и-Кейпо, только 3 млн. составляла собственность на землю. Но этим не ограничивались земельные владения церкви: в ее руках находились многочисленные заложенные поместья. По заявлению интенданта Пуэблы (Мексика), в 1793 г. почти все поместья этой провинции были заложены церкви из расчета 5 % годовых. Церковники финансировали почти все торговые сделки в Мексике, они были главными банкирами и ростовщиками и в других колониях Испании (Farriss N. M. Crown and Clergy in Colonial Mexico. 1759-1821. The crisis of Ecclesiastical Privilege. London, 1968, p. 163-164).