Крест и полумесяц

Когда, окровавленные и обессиленные, мы наконец оказались под защитой городских стен, то увидели, что на узеньких улочках идет настоящая бойня. Из-за каждого угла жители Туниса нападали на турок, а с крыш кидали в них чем попало, ругая и проклиная захватчиков, в то же время они громко призывали всех встать на защиту города, сбросить кровавое ярмо Блистательной Порту и с радостью встретить своего владыку Мулен Хасана — спасителя и освободителя.

В тот же миг на башне касбы взвился белый флаг. А когда Хайр-эд-Дин попытался попасть во дворец, чтобы спасти свои сокровища, ворота касбы оказались наглухо закрытыми, христианские же пленники, сбросив свои цепи, заняли касбу и уготовили ему не слишком радушный прием — со стен закидали камнями и обстреляли из непонятно откуда взявшегося оружия. Его ранили в лоб и подбородок — правда, не очень серьезно.

Таким вот образом Хайр-эд-Дин из-за бунта христианских пленников лишился всего за исключением подручного ларя, а также драгоценностей и золота, которые втайне успел отослать на рассвете в город Бона, где в надежном укрытии уже ждали его пятнадцать легких галер, успевших вовремя покинуть Ля Толетту. Так что не стоит удивляться, что у запертых ворот касбы, потеряв над собой контроль, он впал в ярость и, скрежеща зубами, с пеной у рта заорал:

— Все пропало! Эти собаки, гяуры, взяли касбу без единого выстрела и ограбили меня! Украли все мои сокровища!

Увидев, чем кончилось сухопутное сражение, затеянное Хайр-эд-Дином, я тоже испытал смертельный ужас. Стараясь не отстать от владыки морей, я ухватился за хвост его лошади, но в награду за мои труды и верную службу дождался лишь сильнейшего удара копытом в живот. Я громко закричал от страшной боли, выпустил из рук лошадиный хвост, упал, а потом сел в пыли на обочине дороги, обеими руками держась за живот. И только Антти удалось поднять меня на ноги, и брат мой, обхватив меня за талию, потащил за собой, прокладывая саблей дорогу в толпе.

Сражение было проиграно. Немцы, испанцы и итальянцы уже заполонили город, который император отдал им на разграбление. Грабежи и жестокие убийства продолжались три дня и три ночи. Потом говорили, что в это время погибло не менее ста тысяч мусульман, и никто не спрашивал, на чьей они стороне — Хайр-эд-Дина или Мулен Хасана. Христиане убивали всех подряд.

Однако не буду предвосхищать ход событий, ибо сначала я должен поведать о том, что же произошло у стен касбы, покинутой Хайр-эд-Дином, евреем Синаном и остальными пашами столь поспешно, что они даже не успели захватить своих бунчуков с площади у ворот.

Христианские пленники, обретшие свободу, бросали со стен камни, стреляли с чего попало и кидали в нас все, что подвернулось им под руку. В этом кромешном аду, царившем вокруг, какой-то одинокий арабский всадник внезапно осадил взмыленную лошадь, не понимая, где он и куда бежать дальше. Тогда Антти мертвой хваткой придержал коня под уздцы, резким движением сбросил с седла всадника, мощным рывком поднял меня, и я неожиданно оказался в седле, изо всех сил цепляясь за поводья.

Брат мой приказал мне поскорее отправляться в дом Абу эль-Касима, обещая последовать за мной, как только раздобудет лошадь для себя. Краем глаза я успел еще увидеть, как Антти подхватывает с земли знамя Хайр-эд-Дина и, размахивая им, громко призывает янычар и мусульман объединиться для защиты бунчуков.

Тем временем я уже мчался к дому Абу эль-Касима, одной рукой закрывая голову от ударов и всяческих, летящих в меня с крыш, твердых предметов, другой — сжимая поводья. Когда наконец я счастливо добрался до своей цели, то увидел у ворот в пыли обнаженное тело Абу эль-Касима с разбитой головой и окровавленной бородой. Вокруг валялось много драгоценностей, которые выпали из его кошеля. Повсюду рыскали какие-то люди, плевали на Абу, проклиная его и громко заявляя, что он один из соглядатаев Хайр-эд-Дина, которые обрекли на несчастье их город, и что такая судьба ждет каждого из сторонников владыки морей.

Не было места, чтобы развернуть лошадь и уйти от разъяренных жителей Туниса, и мне ничего не оставалось, как, понукая лошадь, продвигаться вперед. В отчаянии призывая на помощь, я так громко кричал об убийстве, что глумящиеся над телом подонки разбежались, словно перепуганные куры, думая, видимо, что следом за мной спешат мамлюки Хайр-эд-Дина.

Как тяжелый куль, я буквально свалился с седла и привязал к пальме дрожащую от возбуждения взмыленную лошадь. Во дворе, в луже крови я нашел также жену Абу эль-Касима с распоротым животом. Даже после смерти она пыталась своим пышным телом закрыть сына, голову которого размозжили так, что нельзя было узнать лица ребенка.