Крест и Полумесяц

Мне вся эта мерзость поперек горла, и, окажись я сейчас в городе, я сумел бы остановить ее в самом зародыше! Мусульмане или христиане, евреи или язычники – все хотят жить и любить, у каждого есть близкие! А те, кто проливает кровь беззащитных, кем бы они ни были, низводят себя до уровня скота, и здесь не важно, у кого какая вера или национальность… Но мне мешают гулямы, намертво вставшие у ворот!

«Черепаха» хускарлов добиралась до надвратной башни не менее получаса, еще столько же шла рубка внутри самого укрепления. Наконец вспыхнула яростная сеча у ворот – но тут уж у варягов был простор для жутких ударов их двуручных секир! Сверху северян поддержали мои лучники, поднявшиеся на стену, а алдары, пробившиеся к Нарын-кала, лишь ждали момента, когда кованые створки будут распахнуты изнутри.

Этот миг настал – и внутрь неудержимым потоком хлынули аланские рыцари. К этому моменту в городе начался пожар, причем уже в нескольких местах.

Бойню удалось остановить только к вечеру. Ревели бараньи рога, призывая воинов собраться на площади перед цитаделью, но мало кто их слушал. А хуже всего было то, что далеко не все дербентцы сложили оружие: ополченцы метались по городу, нападая на мародеров и вступая с ними в скоротечные яростные схватки – а иногда попросту вырезая скотов, увлеченных изнасилованиями и грабежом. Их отчаянная ярость была мне понятна, но ведь и самому пришлось обнажать клинок, чтобы выдержать натиск напавших на нас ополченцев! Кажется, они обезумели от пролитой крови и горя.

Но постепенно мы сумели восстановить порядок: женщины, старики и дети отходили под защитой моих лучников и варягов к Нарын-кала – последним я пообещал вдвое уменьшить долю в добыче, если они увлекутся грабежом. Там жителей взяли под защиту алдары. Не лишенные воинской чести аланские богатыри вскоре приняли активное участие в наведении порядка – как раз после того, как остатки сельджукского гарнизона в спешке покинули твердыню. Они сумели бежать через западные ворота, защищенные с севера горной стеной.

Беспощадно вырубив под сотню мародеров, а заодно подавив последние очаги сопротивления дербентцев, я полностью занял Дербент. И уже тогда все вместе – и защитники, и нападавшие – принялись организованно тушить пожары.

Кумана, скакавшего по городу с задушенной женщиной, я обезглавил собственным мечом.

Только окончательно убедившись в том, что бесчинства пресечены, а огонь остановлен, я принял ключи от города, преподнесенные горсткой уцелевших раисов. Однако им было поставлено жесткое условие: все мусульманское, языческое и еврейское население должно покинуть Дербент – не нужна мне тут пятая колонна в скором противостоянии с сельджуками! Людям разрешалось брать с собой повозки для раненых, запас питания и воды на неделю, необходимый скарб. Все ценности и оружие должны остаться в домах – позже у ворот города дежурили мои воины, по своему усмотрению проверяющие беженцев. Тем же, кто не захотел покидать жилища, оставалось лишь молиться – я обещал воинам, что утром отдам им город. Исключение сделали только для раненых, у кого не осталось родных, способных их вывезти, – им и местным христианам было разрешено укрыться в цитадели.

Раисы с изможденными от пережитого лицами скорбно приняли мои условия, но недовольства вслух не высказали – выдвинутые требования не были чересчур жесткими по сравнению с печальной участью тех, чьи города берут на меч. Людям сохраняли жизнь и свободу, а это и так уже очень много!

Спустя двое суток после исхода жителей разведчики принесли счастливую весть в спешно подготавливаемую к обороне крепость: корпус ширванцев и сельджуков отступил.

Над «железными вратами» вновь был поднят христианский крест[39].

Часть четвертая

Глава 1

Май 1071 г. от Рождества Христова

Окрестности Тмутаракани,

монастырь Пресвятой Богородицы