Крест и порох

– Так не случилось же ничего, десятник! – развел руками Ухтымка. – Подумаешь, змеюга рядом всплыла! Их тут несчитано по рекам и болотам шастает. Странно, что доселе ни одной не всплывало.

– Не такая это была змея, да-а… – неожиданно вступил в разговор до того неслышный остяк. – Неправильная. Не ведут себя змеи так. Не останавливаются, не смотрят. Люди ведут, змеи – нет, да-а…

– Так чего теперь, Силантий? Возвертаться? – спросил Матвей.

– Коли попались, сие ужо не спасет, – вздохнул десятник. – Земля-то окрест чужая! – Он размашисто перекрестился и махнул рукой: – Ладно, греби далее. Авось обойдется…

Челнок покрался далее вдоль часто торчащих корней, миновал узкую протоку, каковую Силантий обозначил на ратовище короткой, повернутой влево черточкой, обогнул излучину, выплыл на просторный разлив сажен триста шириной.

– Тихо-тихо… Ты глянь… – Матвей указал на противоположную сторону озерца. Там, полупогрузившись в воду, брела вдоль берега одна из громадных здешних «коров» – ящер с туловищем размером с три амбара, с пятисаженным хвостом и такой же длинной шеей, что заканчивалась совсем маленькой головкой. Издалека казалось – обычной телке впору.

Двигаясь медленно и величаво, громадина то опускала голову вниз, выщипывая со дна охапки водорослей, то вытягивала шею к берегу, сжевывая пучки ветвей и охапки осоки с прибрежной земли.

– Ух ты… В Муром бы ее, – внезапно прошептал Ухтымка. – На полный год всему городу мяса бы хватило!

– Тебе лишь бы пожрать, – хмыкнул в ответ Серьга. – Про весло забыл!

Паренек спохватился, опустил лопасть в воду, гребнул несколько раз подряд, не отводя взгляда от чудовища, отчего челнок потерял направление и вместо того, чтобы плыть вдоль берега, внезапно отвернул на глубину.

– Что творишь, раззява! – рявкнул с носа Матвей, пытаясь своим веслом выправить направление, но не успел…

Гигантская ящерокорова внезапно вострубила, ровно горн, вскинув голову к небу, качнулась с боку на бок, подняв по разливу волну высотой в половину человеческого роста, подняла зад величиной с крепостную башню, взмахнула над поверхностью хвостом. Пахнущая тиной, облепленная ряской и улитками громадина прогудела в воздухе, словно пушечное ядро, и врезалась в челнок, подбросив лодку в воздух и зашвырнув на берег, в самую гущу лещины. Вопли падающих людей слились с треском ломающихся веток, и все пятеро одновременно ухнулись о землю – да так, что и дух вон! Хорошо хоть – не до смерти. Кудеяр и Серьга надолго потеряли сознание, Ухтымка мычал и крутил головой, пытаясь встать на четвереньки, но заваливаясь на бок, Силантий стонал на спине, раскинув руки, Маюни, вметелившись в ствол, отлетел от него на отмель, медленно откатившись в воду.

– Вот же тварь поганая… – медленно простонал десятник Андреев. – Ровно крошки со стола смахнула.

Он сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, стиснул зубы, потом, превозмогая боль, согнулся, ухватился рукой за ствол ближнего деревца, поднялся во весь рост и… И увидел перед собой самодовольную ухмылку раскрашенного в черно-белые полосы круглолицего дикаря в просторной замшевой куртке и с золотой бляхой на груди. Ворог что-то сказал глумливым тоном, ухмыльнулся еще шире, показывая ему ремешок, стал заматывать им Силантию запястье, глядя пленнику прямо в глаза. На десятника от сего взгляда напало какое-то странное оцепенение, и он даже как-то не подумал сопротивляться, пока враг его связывал.

Закончив с Силантием, сир-тя перешел к Ухтымке, пинком ноги опрокинул его на бок, присел рядом, стянул ему руки за спиной. Затем неторопливо связал казаков, не подающих признаков жизни. Вернулся к десятнику, что-то весело сказал, похлопывая его ладонью по щеке. Отошел, походя пнув Ухтымку ногой, задумчиво постоял над двумя другими. Тоже попробовал пяткой на прочность. Почесал в затылке.

– Что, колдун? Не знаешь, как на горбу раненых полоняников тащить? А убивать не хочется, дабы славы лишней не лишаться? – зло спросил его Силантий Андреев, с которого потихоньку спадало наведенное чародеем наваждение. – Ну так исцели! Ты же кудесник!

Однако сир-тя, кроме как нетерпеливо пинать тела ногой, ничего придумать не мог. Вестимо, способности его были невелики. Покорность наводить, чудищами управлять, пленных связывать. Вот и все… Вестимо – обычный порубежник, сторож на дальнем пограничье. Ни на что большее не годится. Такой же тупой неудачник, как сам Силантий…

Хотя нет – удачливее. Ибо это он дозор десятника Андреева повязал, а не наоборот.

Сир-тя вдруг заволновался, закрутил головой. Отбежал на несколько шагов в одну сторону, в другую, крутя головой.

– А-а, крыса колдовская, спохватился, – буркнул Силантий, напрягая плечи и дергая руками. – До пяти наконец-то сосчитал?

Увы, ремни не поддавались. Связал его дикарь крепко, дело свое порубежное знал неплохо.