Когда Николай Степанович вошел в палату и взглянул на лежащую на кровати маленькую, худую, изможденную болезнью женщину, он не смог узнать в ней свою давнюю знакомую. Все эти годы она оставалась в его памяти румяной ясноглазой девушкой с веселыми светло-русыми кудряшками у висков, в белых носочках и пестром ситцевом платьице. Лежащее перед ним изможденное болезнью тело не имело с той девочкой ничего общего. Николай Степанович сглотнул набежавшие слезы и глухо проговорил:
– Здравствуйте, Леля. Я старший лейтенант Алексеев, вы помните меня? Я принес вам крест Иоанна Кронштадтского.
Но Леля его не узнала, точнее, она его даже не видела. Она видела лишь большой золотой крест, заслонивший собой для нее весь мир. Она протянула к нему худые дрожащие руки, сжала его крепко, до боли, и по щекам ее потекли крупные слезы. Слезы облегчения, счастья, освобождения.
– Он вернулся, – прошептала она, тихо прикрывая глаза. – Одень его на меня, – велела она едва слышно дочери и больше уже не открывала глаз и ни с кем не говорила, погрузившись глубоко в себя, что-то нашептывая едва слышно и сжимая все крепче крест.
На следующий день она велела Зое Борисовне собрать всех родственников и торжественно передала им обретенное сокровище.
Молодое поколение не могло оценить значения происшедшего у них на глазах, а потому скучно и с легкой брезгливостью наблюдало за едва живой старухой. Но двоюродные сестры и братья Елены Александровны, те, что еще были живы, осознали смысл происходящего и, приняв из рук умирающей тетки крест, слезно простились с ней и простили ее, и она простила их.
Тамерлану, который присутствовал по просьбе Зои Борисовны для моральной поддержки, показалось, что у этих людей все же пробудилась совесть и им стало по-настоящему стыдно за свой давний бессердечный поступок и за многолетнее равнодушие. Впрочем, он мог и ошибаться.
И хотя примирение Елены Александровны с родственниками состоялось, Зоя Борисовна простить их за сломанную жизнь матери не смогла и, покинув хоспис под руку с Тамерланом, ни разу больше не встречалась ни с одним из них.
Когда вечером они сидели в гостиной за чаем, Зоя Борисовна обратилась к Тамерлану с просьбой:
– Мальчик мой, я хочу вас попросить об одном одолжении.
– Конечно, – горячо откликнулся Тамерлан, все еще испытывающий чувство вины перед бывшей клиенткой за переход во времени и психбольницу, а еще щемящую, глубокую жалость из-за ее несложившейся по чужой вине жизни.
– Я хочу, чтобы после моей смерти и эта квартира, и все, что у меня есть, перешло к вам, – четко и решительно проговорила Зоя Борисовна.
– Да нет, что вы, – замотал головой смущенный Тамерлан. – У вас есть родственники, пусть им и…
– У меня нет родственников, – категорично прервала его Зоя Борисовна. – Я одинокий человек, а вы за время нашего короткого знакомства сделали для меня, – тут голос ее дрогнул, – невероятное. Вы позволили моей маме спокойно покинуть этот мир, избавили меня от многолетнего кошмара. И не надо говорить, что вы тут ни при чем, – поднимая вверх руку, чтобы предупредить возражения, проговорила Зоя Борисовна. – Я прошу вас об одолжении. Сейчас приедут нотариус и двое моих самых близких друзей, которые в случае исков со стороны моих родственников подтвердят твердость моих намерений. Вы их обоих знаете, это Нина Константиновна и Иван Алексеевич. И еще. Я хочу, чтобы вы знали: мое завещание не накладывает на вас никаких обязательств. Вы не обязаны меня регулярно навещать и вообще поддерживать со мной отношения, ухаживать в случае болезни, заниматься моими похоронами. Все, о чем я вас прошу, – это принять в качестве наследства после смерти мое имущество.
Тамерлан сидел, онемев и не зная, как реагировать на подобное предложение. Его мучили сомнения, неуверенность в порядочности подобного поступка, мнение родственников Зои Борисовны и ее друзей, а еще – возможные возражения его мамы. И сомнение в праве на чужое добро. Да и вообще, они едва знакомы.
– Тамерлан, дорогой мой, – видя его колебания, ласковым голосом проговорила Зоя Борисовна, – вы окажете мне огромную услугу, если согласитесь. Вы знаете историю нашей семьи лучше, чем кто-либо другой, а значит, уже намного ближе мне, чем все мои так называемые родственники. Я никогда в жизни не прощу их за прошлое. Никогда. Мои друзья, самые близкие мне люди, так же немолоды, как и я. Оставлять квартиру кошачьему приюту или государству мне бы не хотелось. Выручайте, умоляю. А если вы будете столь любезны, что согласитесь изредка навещать меня по-дружески, буду только рада. Единственное, чего бы мне не хотелось, это быть вам в тягость. Вы молодой человек, живите своей жизнью. Я не нуждаюсь в уходе, у меня достаточно средств к существованию, даже домработница имеется. Соглашайтесь!
И Тамерлан согласился. Но его дружба с Зоей Борисовной окрепла вовсе не из-за наследства, а просто потому, что они были симпатичны друг другу. И Тамерлан еще долгие годы навещал пожилую даму, сначала один, а впоследствии и с женой.