Крест. Иван II Красный. Том 2

Поверх подрясника на нём была чёрная шёлковая ряса, скреплённая на груди медным схватцем, рукава широкие и длинные, ниже ладоней, поэтому во время молитвы и сейчас за столом владыка слегка вздымал руки, освобождая пальцы.

Сидели, понимая, что не ради яств и пития они встретились. Алексий чуть притронулся к поданным кушаньям, князь вовсе ничего не ел. Зато беседа наладилась сразу же, неторопливая и простосердечная. Так казалось Ивану Ивановичу, но замечал он, что речь идёт о том о сем, а не о главном: зачем столько серебра в Царьград было запрошено и на что оно потрачено? Митрополит рассказывал, какое впечатление он вынес от изваяния императора Юстиниана, сидит, мол, на коне вельми чуден, аки жив, да какие у греков бани с водоводами, аспидными корытами и желобами, да сколь просторен царьградский ипподром. Будто за этим и ездил. От бань и ипподрома перешли к Григорию Паламе, чьё учение нашло отклик и на Руси в спорах владыки новгородского, ныне покойного, да владыки тверского о рае земном и нетленном, о преисподней и свете Фаворском как царствии Божьем, явленном в силе. После этого слегка коснулись умного делания афонских старцев, то есть митрополит коснулся, а князь слушал да молчал, дивясь про себя, к чему и зачем всё это молвится. Всё собирался навести владыку на серебро, но не решался и нечаянно зевнул от скуки и принуждённости. Митрополит сейчас заметил сие, но не укорил, лишь тонко улыбнулся и обратился к событиям русской жизни, произошедшим в соседних княжествах. Тут Иван несколько оживился и принял участие в обсуждениях. Оба согласились, что в Твери Василий Михайлович Кашинский по праву сменил племянника и, если Всеволод приедет опять за поддержкой в Москву к великому князю или с жалобой к митрополиту, следует отказать, поелику тот водит подозрительную дружбу с Ольгердом, женатым на его родной сестре. Алексий похвально отозвался о Марии Александровне, одобрил её решение передать всё завещанное мужем новому великому князю, сказал, что уже заверил дарственную грамоту, а потом как-то незаметно вышли на тысяцкого, которого великий князь поменял в отсутствие владыки. Тут уж Иван по-настоящему понял, что беседа их не на равных, а ведёт её и направляет митрополит по своему усмотрению — хотя и мягко, но расспрос учиняет глубокий. Как же, говорит, воля Семёна Ивановича опять нарушена получается? Не велел он Хвоста на службу принимать до скончания живота его, вы с князем Андреем на том грамоту скрепили. Как теперь понимать? Ивану хотелось сказать: как оно есть, так и понимать следует. Но, сознавая, что ответ сей предерзок и непозволителен, он замялся, даже покраснел от волнения. Однако это был теперь уже другой Иван, покрепче прежнего, потому вдруг само вымолвилось:

   — Таково было решение великого князя.

Владыка даже слегка опешил и замолк.

Тогда Иван прибавил:

   — Его же решением серебро многое было собрано и в Царьград отправлено на поставление митрополита.

Теперь владыка в лице слегка переменился. Однако не возразил.

Вопроса о тысяцком, зная особые отношения родов Вельяминовых и Бяконтовых, Иван ждал с опаскою, но что сказал, то сказал, лишь смягчил несколько последнюю резкость:

   — Не думай, что упрекаю. Мне тысяцкого переменить было непросто, Василий Васильевич шурин мне, и про своё обещание покойному брату помню. Но в державном деле нет родни. После того как наместник наш в Лопасне, тесть Василия Васильевича, город без боя сдал рязанцам, большой ропот начался по Москве. — В этом месте Алексий наконец-то кивнул. Иван приободрился. — Вот о Лопасне-то у меня больше всего тревоженье. Твоего слова и благословения жду, святитель.

   — Хочешь идти ратью на Олега? — озабоченно спросил владыка.

   — Не хочу. Многие бояре требуют, а я в большом сомнении.

По-другому беседа-то потекла. Исчезло в Алексии некоторое надмевание, хотя и скрываемое. Оно, конечно, возраст и сан, но теперь старец и млад муж заговорили как споспешники, как люди равно высокого положения.

   — Что же, так и отдать рязанцам город? Дорога на Брянск, наше порубежье... — сомневался митрополит.

   — Порубежье наше, но город-то не наш. Чай, знаешь, издавна он рязанским был.

   — Это так... Слышал я, что хочешь возместить потраву вдове князя Андрея своими волостями? — Иван вскинул удивлённый взгляд. — Знаю и об этом. Мария Александровна пересказала, что даже и ссора в твоей семье по причине твоей честности и щедрости.

   — Я передумал возмещать. И не из-за ссоры передумал. — Теперь владыка вопрошающе взметнул брови. — Гоже ли, преосвященнейший, разбазаривать, что не мной накоплено?