Маркиз сделал глоток вина из высокого резного фужера и покачал головой, увенчанной двурогим париком:
– Милый Делиль, это высказывание вовсе не противоречит тому, что мы с вами прекрасно знаем: польза от любой философии не доказана, а вред… – он сделал многозначительную паузу, – очевиден!
– Но только в том случае, если она не приносит материальной выгоды…
– О какой выгоде вы говорите? Конечно, когда один глупец произнесет какую-нибудь глупость, всегда найдутся другие глупцы, которые постараются превратить её в реальность. Свет всегда был таким, таким и пребудет вечно… – маркиз отодвинул тяжёлую штору, приглашая собеседника подойти к окну. – Вы видели, сегодня у меня на машкераде в гостях весь Санкт-Петербург? Вон тот господин, в маске орла, это не кто иной, как генерал-фельдмаршал Миних – победитель самого турецкого паши и… герцога Курляндского. Истинный орел! Узнаете?
– Верю вам на слово, господин маркиз. А кто с ним так оживленно беседует?
– Этот очаровательный принц со стройными ножками – вовсе не принц, а великая княжна Елизавета Петровна. А вот эта скромная фигура в вороньей маске и черном плаще, что наблюдает за ней, её новый паж и фаворит…некто Иван Иванович Шувалов… Il fait des passions…[80]
Маркиз вздохнул:
– Ах, если бы княжна была не столь легкомысленна, она бы далеко пошла… Наш с вами земляк и лейб-лекарь Елизаветы Арман Лесток сетует, что она меняет амантов еженедельно…
Делиль осторожно не согласился:
– Советую вам, господин маркиз, внимательнее присмотреться к сей любвеобильной дщери Петровой. Она – вовсе не так проста, как кажется. Тем более принцесса Елизавета, как никто другой при нынешнем дворе, ориентирована на французскую моду. А это несомненно нам на руку и очень может пригодиться, особенно теперь, когда новая правительница так откровенно заигрывает с Саксонией и Пруссией… – Делиль мило улыбнулся собеседнику, пытаясь сгладить менторский тон своего замечания.
Маркиз не стал спорить:
– Да, вы правы, дорогой Жозеф, принцесса Елизавета – наш единственный шанс. Анна Леопольдовна по отношению к королю Людовику ведёт себя как belle-mйre – мачеха из сказки Шарля Перро… И это обстоятельство играет на руку врагам Франции и совсем не нравится нашему сиятельному монарху. Скажу более, в своём послании Его Величество попросил меня кардинальным образом повлиять на ориентацию российского двора…
– Для этого мы здесь и пребываем, чтобы недругов делать друзьями, – снова мило улыбнулся Делиль. Его нарумяненное лицо выражало полное восхищение хозяином, и комплимент не заставил себя ждать. – Для вас, господин маркиз, с вашим известным красноречием и умением расположить к себе, мне кажется, ничего невозможного нет…
Лесть была столь прямолинейна, что казалась правдой. Довольная улыбка скользнула по тонким губам де ля Шетарди. Он знаком пригласил гостя к столику с вином и фруктами. Налил ему и себе, и они продолжили беседу.
– Заметьте, дорогой Делиль, красноречие не всегда признак удачливости, – всё ещё не остыв от комплимента гостя, заметил маркиз. – Например, в Древнем Риме оно процветало больше всего, когда дела шли хуже, а именно в моменты войн и восстаний рабов. Не напоминает ли вам это картину невозделанного и запущенного поля, где пышно разрастаются сорные травы?
– Male herba cito crescit – плохая трава быстро растет. Вы, господин маркиз, совершенно правы, утверждая, что толпа подобна сорнякам. Она точно так же не знает удержу…
– Но, мой ученый друг, у толпы есть и положительные качества: ей свойственны глупость и легкомыслие, из-за которых она позволяет вести себя куда угодно, завороженная сладостными звуками речей политиков, как моряки пением сирен…
– Да, ваша светлость, по счастью, толпа управляема.
– Как тут опять не сослаться на нашего Монтеня: кто расшатывает трон, чаще всего первым гибнет под его обломками. Плоды смуты никогда не достаются тем, кто её вызвал: они только всколыхнут и замутят воду, а ловить рыбу будут уже другие. Тут лишь бы не промахнуться и не поссориться ненароком с будущими победителями…
– Я думаю, вам, милый маркиз, такое обстоятельство никогда не грозит. Вы – само олицетворение мудрости, соединенной с обаяньем, – Делиль в очередной раз умильно улыбнулся и кокетливо заморгал подкрашенными ресницами.
Шетарди не успел ему ответить.
Музыка в зале стихла. За дверью кабинета послышался шорох.
– Qui ici? Кто здесь? – насторожился маркиз и походкой стареющего фавна, неслышно ступая по толстому персидскому ковру мягкими туфлями на высоких красных каблуках – атрибутом последней парижской моды, подкрался и резко распахнул дверь.
За нею никого не было. Маркиз выглянул в коридор.
По длинному арочному проходу, ведущему к лестнице, быстро удалялось какое-то непонятное существо с непомерно большой головой, короткими ножками и ручками.
– О, исчадье Сатаны! Он подслушивал! Уже в своём доме нельзя ни о чем говорить спокойно! – вскричал маркиз. Благодушного настроения у него как не бывало.
– Кто это был, господин маркиз?