Крест командора

Воистину те, кого мы любим, дороги нам и своими слабостями. У Беринга, после разлуки с семьей, возникло ощущение, будто у него душу вынули из груди. Конечно, как истый протестант, он знал, что душа остаётся с человеком до самого крайнего мига, но тут ему бесспорным показалось, что лучшая её часть, отвечающая за радости жизни, за само желание жить, покинула телесную оболочку и полетела вслед за Анной Матвеевной и детьми. С ним же осталась только малая толика, которая зовётся совестью и отвечает за земные долги человека.

Благодаря этой малой толике Беринг каждое утро тяжело вставал с постели и принимался выполнять многотрудные обязанности начальника экспедиции, не приносящие более никакого удовлетворения.

Забот было хоть отбавляй. В июне сего года спустили на воду два пакетбота – «Святой Петр» и «Святой Павел», двухмачтовые, готовые принять на борт по шесть тысяч пудов груза и четырнадцать пушек, каждый длинной восемьдесят футов. Но пушки и груз до сих пор не были доставлены в Охотск.

До предела обострились отношения с Чириковым, который ещё в начале года предлагал на бригантине «Михаил» выйти в море и осмотреть места, лежащие от Камчатки к норду и к востоку от Чукотского носа. Беринг не согласился, сославшись на то, что сей прожект противоречит инструкции.

Возмущённый Чириков написал рапорт адмиралу Головину, чтобы его вовсе освободили от Камчатской экспедиции. Он сообщал, мол, «обращается в экспедиции истинно без пользы, понеже предложения мои к господину капитан-командору о экспедичном исправлении от него за благо не приемлются, токмо он, господин капитан-командор, за оные на меня злобствует». Беринг сумел перехватить сей рапорт и перед отправкой прочесть. Он, в свою очередь, написал рапорт вице-канцлеру Остерману, в котором тоже просил отозвать его от экспедиции, ссылаясь на старость, дряхлость, болезни, неприятности и тридцатисемилетнюю службу. Этот рапорт остался без ответа, и Беринг продолжал нести свой крест дальше. Впрочем, не дождался увольнения от дел и Чириков. Он остался помощником Беринга, но был с ним с тех пор сугубо официален: ни улыбки, ни доброго слова, только «слушаюсь» и «так точно».

А тут ещё, как с цепи сорвался Скорняков-Писарев. Он завалил командора целой горой доносов. В одном – жаловался на флотского мастера Дементьева, коего упрекал в блуде, а его человека – Фильку Фирсова – в словесном поносительстве. В другом – возводил обвинения на старого служаку Аврамова, дескать, «сей старый ханжа, притворяясь благочестивым и показывая себя святым, сдружился великою дружбою с подобным себе ханжою, капитаном Чириковым и его в именины благословил иконою Пресвятыя Богородицы, именуемые Казанския, которую он, Чириков, с великою благостию, яко от святого мужа принял». К сему доносу Скорняков-Писарев прилагал так же захваченную у Аврамова молитву, поясняя при этом, что сия молитва зело сумнительна. Доносил он и о том, что Аврамов называет себя «безвинным за веру испытания терпящим», то есть является усомнившимся в праведности суда, учинённого над ним. А Чириков оказывает, дескать, ему вспомоществование одеждой и едой, дал уже две пары платья, шубу и десять рублей…

Берингу было противно читать доносы, которые Скорняков-Писарев представлял, как писанные от имени просвещения и разоблачающие обманы и суеверия. Не верил Беринг в искренность и благочестивость доносителя, но тем не менее бумаги Скорнякова-Писарева отослал в столицу, дабы не быть впоследствии уличенным в укрывательстве. Правда, к доносу на Дементьева командор всё же приложил свое письмо, в котором характеризовал флотского мастера как «человека молодого, прекрасного, добродетельного, опытного в своем ремесле и ревностного к службе».

Перед самым отплытием на Камчатку случилось два неожиданных события. Скорняков-Писарев был внезапно отстранен от должности, а на его место назначен бывший столичный полицмейстер, а ныне – ссыльный Антон Эммануилович Девиер. Новый начальник порта начал с расследования о злоупотреблениях Скорнякова-Писарева и арестовал все его вещи. Пригрозил, ежели найдет какие недоимки, то всё это имущество пойдёт в счёт погашения долга. Скорняков-Писарев взбесился и публично пригрозил с Девиера шкуру спустить, когда снова окажется при дворе…

Их едва успели оттащить друг от друга.

Причин такой неприязни друг к другу бывшего и нового начальников порта Беринг не знал. Вникать в их распрю не хотел, но из всегдашней своей осторожности настоял, чтобы личные вещи Скорнякову-Писареву были возвращены. Он добился, чтобы Скорнякова-Писарева поскорее перевели в Якутск. И перекрестился, когда известный скандалист уехал.

Через пару дней в экспедицию прибыло пополнение, в числе которого оказались Дмитрий Овцын и Михайла Гвоздев – оба в добром здравии, но без офицерских знаков отличия.