– Здесь, в городе, Павел весьма влиятелен и многое может предложить. Мы можем вкусить плоть и кровь Христову по воскресеньям, находя утешение в торжественных ритуалах и непостижимых молебнах. Подчинение и отказ от собственного мнения большинство считает приемлемой ценой. Делай, как велит новая церковь, и удача сама поплывет в твои руки.
Мария молча слушала.
– Ты хочешь сказать, что все это было напрасно? – наконец спросила она, указывая на свитки папируса.
– Нет, я считаю, это важно, даже очень. Давай закажем копию, и пусть она хранится в моем подвале.
– Я думала, ты стала христианкой.
– Я тоже так думала, и довольно долго. Я даже стала посещать собрание, которое организовал Павел. Но для меня цена оказалась чересчур высока,
Потом она будто удивилась:
– Может быть, я и сейчас христианка. В сердце. Я задумалась над этим сегодня, читая твои записи. На меня произвели впечатления Его метафоры, о которых ты рассказываешь.
Мария обрадовалась до слез.
– Очень важно, что ты все так прочувствовала, – голос Эфросин был полон нежности.
За ужином Эфросин рассказывала историю о молодом человеке, полюбившем свою не менее юную мачеху. Ее жестоко выдали замуж за богатого старика, правоверного иудея.
– Ночь за ночью он насиловал ее, как обычно бывает в таких семьях. Она худела, стонала и однажды сказала пасынку, что собирается утопиться. Тот попытался ее утешить, и внезапно их обоих поразила любовь. Вскоре слухи пошли по городу, обрастая новыми подробностями. Приговор законного мужа был жесток: побивание камнями. Но так как семья была крещена, многие члены собрания заговорили о милосердии. Старика стали недолюбливать, и это возымело действие. Может быть,
Женщина со вздохом продолжила свой рассказ:
– Через некоторое время собрание раскололось на два лагеря, которые стремились доказать свою правоту, цитируя Писание. В итоге они пришли к решению: вопрос о юной паре должен был быть передан на рассмотрение Павла. После бесконечных дискуссий, возникающих из-за каждой формулировки, в Македонию, где в тот момент находился апостол, был послан нарочный с письмом.
Эфросин вздохнула, отпила глоток вина и продолжила:
– Ответ пришел быстро, и он был однозначен. Я тебе его зачитаю.
Она скрылась в библиотеке и вернулась с собственным списком письма.
– Вот, послушай: «Говорят, среди вас поселился разврат… Но вы спесивы, хотя должны были покарать тех, кто повинен в этом. Сам я осуждаю виновного, во имя Господа нашего Иисуса Христа… человек сей должен быть предан Сатане, и тело его должно быть умерщвлено…»
Эфросин хлопнула по столу ладонью:
– В ту же ночь влюбленные утопились в море. На следующий день я оставила собрание.
В свете масляной лампы Мария заметила следы усталости на лице приемной матери.
– Нужно поспать, – заметила она.
– Да, день был длинный.
– У тебя есть еще копии писем Павла? Можно мне их прочесть?
– Конечно. Почитай перед сном. Может быть, Павел, внимательно слушавший тебя в Антиохии, предстанет в совершенно ином свете.
Прежде чем они распрощались, Эфросин спросила:
– Ты не думала над тем, почему ни Петр, ни Павел не спросили, в каких отношениях были вы с Иисусом?
– Я, как ты
– Но почему?
Мария усмехнулась:
– Все ясно как день, Эфросин. Их Бог не нуждается в женщине.
Глава 41
Мария провела ночь за чтением писем. Ее не так, как Эфросин, возмущали многочисленные правила для праведных и жестокие наказания для провинившихся. Еще со времен детства все это было хорошо знакомо Марии, равно как и презрение к женщинам. Женщина, дьявольский сосуд. Леонидас обычно говорил, что в заповедях отражена боязнь любви между мужчиной и женщиной. Мария считала это объяснение вполне подходящим.
«Несмотря ни на что, лучше выйти замуж, чем гореть в аду, – читала она. – Женщины, показавшиеся без платка на голове, – все равно что стриженые. Мужчины, напротив, должны ходить с непокрытой головой, ибо такими их создал Господь, по образу Своему и подобию. Позор для женщины – заговорить в собрании. Если она желает что-то узнать, пусть спросит об этом у мужа, дома».
Мария с горечью вспомнила о Магдале, где ее братья посещали школу, а она даже не имела права знать, чему они там учились. Ее губы растянулись в усмешке – Мария представила себе Эфросин, засыпающую Павла вопросами.