Крест мертвых богов

 – Проснулись, батюшко? – невестка спросила и зевнула – широко так, с душою, видать, и сама придремала. И то ладно, что и вовсе не ушла. Не боятся теперь Матвея, чуют немощь его, пользуются, что ни крикнуть, ни уж тем паче за кнут взяться сил нету. Еле-еле осталось, чтоб вдохнуть жгучий воздух да зубы сцепить, стон подавляя. Когда ж пытка это закончится? Скорей бы… опостылело, опротивело подыхать вот так, долго да мучительно. За что ему?

Невестка, с лавки поднявшись, подушки поправила, перину натянула до самого подбородка. И сразу стало совсем уж невыносимо, легка перина, а на грудь камнем могильным легла… крестом…

На груди крест, под рубахою, успокаивает привычно… держит в жизни этой, не дает уйти, только на этот раз не теплом от него, а холодом могильным, спасительным… скорей бы.

 – Отвару принесть? – опять зевнув, спросила невестка и, не дождавшись ответа, ушла. Тяжко ступала, половицы проседали, скрипели под ногами, да толстая коса качалась из стороны в сторону.

Отвар пах ромашкой и липовым цветом, как Синичка… сколько лет минуло? И не сосчитать уже, а ведь гляди ж ты, все вспоминается. Глаза ее, синие да яркие, совсем как у сына Матвеева… редко сюда сын заходит, брезгует больным иль опасается хворь неведомую подхватить, небось донесли, рассказали про проклятье, ведьмаком наложенное. Откуда только прознали, черти…

 – Пей, батюшко, – строго велела невестка. – И простоквашу тож.

Он пьет, через силу пьет, хотя не поможет отвар, да и простокваша выйдет горлом, а невестка потом станет хмуриться недовольно да на девок дворовых кричать, что барину худую еду подсовывают. Не в еде дело, в болезни этой невиданной.

Прости, Господи, за прегрешения былые, прибери раба своего, Матвея, в Царствие Небесное, избави от мучений.

И невестка молитву бормочет, старательно проговаривает слова, навроде шепотом, но все одно слышно. Надоела. Хоть бы ушла… а нет, уйдет, и страшно станет, одиноко. Тело неподъемное будет испариною томиться, лихорадкою гореть, вонью твари гниющей исходить, а никого рядом нету.

Синичку бы… до чего ж руки ласковые у нее были. И сама вся нежная, тонкокостная, слабая… не уберег ее Матвей. Да и не берег, право слово, так, побаловался да продать думал, а она сына принесла. И померла.