Крест на моей ладони

— Нет. Но я не знаю, что могу дать взамен разрушенного.

— Придумывай. Ничего другого тебе не остаётся, как придумать новый мир и убедить людей его построить. И очень постараться, чтобы он был получше разрушенного.

Миденвен ушёл. Я крепко выругалась. От его правоты было и обидно, и страшно. К тому же припомнился Дьятра. Верховный нунций Альянса говорил то же самое.

Пять минут спустя Миденвен вернулся.

— Ты на меня сердишься? — спросил он. — За всё… За то, что я сказал тогда в парке и после…

— Нет. Ты прав, хотя и обидно, конечно.

— Лучше бы ты сердилась, — сказал Миденвен.

Я не ответила. Пустые слова одинаково не нужны нам обоим.

Миденвен принялся теребить прядь волос.

— Я боюсь.

— Чего именно? Или кого?

— Не знаю… Нина, все лайто обладают даром предвидения. Надвигается что-то… неотвратимое. Что-то страшное… Я боюсь даже сегодняшнего вечера.

— Дейлирин, может быть, перестанешь мямлить, и расскажешь, что у тебя действительно случилось? — спросила я по-русски.

— Ничего, — ответил он. — Правда ничего. Но скоро случится. Через два года.

— Не поняла.

— Закончится срок отлучения, — пояснил Миденвен. — Мы станем неподвластны Альянсу и Лиге, вернёмся к нашим Сотворителям.

Он вскочил со стула, но метаться по тесной комнате не получилось, Миденвен опять сел. Уши у него обвисли, кончики резко и неровно подрагивали, мочки съёжились.

— Раньше я считал дни до Прощения. Как и мы все. А теперь жду его приближения с ужасом. Как и очень многие из нас. Ведь если мы вновь станем наиближайшими учениками Всесовершеннейших, нам придётся расстаться с друзьями из… низших каст как с… недостойными внимания Дивного Народа. Я потеряю Джакомо, его отца, Ильдана и Люсю, Тлейгу, Арзена, Рижину. Это слишком много, Хорса. Расстаться даже с одним из них всё равно, что отрубить себе руку. А со всеми… Нет, невозможно. Такое не под силу выдержать никому.

— Расставаться не обязательно, — сказала я. — Разрывать с тобой дружбу не станет никто до тех пор, пока ты не сделаешь это сам. Твои друзья любят тебя не меньше, чем ты их. Предрешатели вам не помешают.

— Нина, ну как же ты не понимаешь! — простонал Миденвен. — Я не смогу сохранить эти узы. Всё разрушится. А я стану предателем.

— Хелефайям что, запретят покидать долины?

— Нет. Запретят контакты с… людьми малоценными.

— И что с тобой будет, если ты нарушишь приказ? — спросила я.

— Ничего. — Миденвен встал, отвернулся. — Хорса, я не смогу его нарушить. Не получится. Мне не хватит сил сказать «нет».

— Ты пока и не пробовал, чтобы делать такие выводы.

Миденвен резко обернулся, посмотрел на меня.

— Легко тебе говорить, начертательница.

Он вздохнул, уши было приподнялись и опять обвисли. Он шагнул к окну, прижался лбом к стеклу.

— Нина, внедолинные узы появились не только у меня и моего отца. Прочные связи с… инородцами есть у многих Перворождённых. Сотворители, наказывая нас, отмерили слишком долгий срок отлучения. Мы успели забыть собственную избранность и вошли равными в обычный мир. И стали намного богаче и счастливее, чем до отлучения, потому что обрели истинную благодать. Это дружеские и любовные узы. Нет и не может быть ничего драгоценнее их. Но скоро всё разрушится. Мы все станем предателями. Будет Перламутровый Зал, Хорса. И очень много ануны, гораздо больше, чем сейчас. Откроется Радужный Путь. В честь Прощения пройти по нему смогут очень многие, а не только владыки и лучшие мастера, как было раньше. Сияние Надмирья Пречистого заставит позабыть прошлое, выжжет из сердца и памяти все узы. Противостоять этой власти ни у кого из нас не хватит сил. На предательство мы обречены.

Я подошла, тронула его за плечо. Миденвен обернулся.

— Как ты думаешь, — спросила я, — Элунэль тоже поддастся дурманному волшебству Предрешателей?

— Нет, — твёрдо ответил Миденвен. — Никогда. Его защитит ненависть. Он слишком сильно ненавидит тех, кто погубил его побратимов, чтобы поддаться дурману Надмирья, как бы силён он ни был.

— А тебя защитит любовь, — сказала я. — Она гораздо сильнее ненависти. Ты ведь любишь своих друзей, они любят тебя. Даже самые крепкие чары бессильны против такой брони. Любовь — надёжнейший из оберегов.

Я сжала ему плечо, заглянула в глаза.

— Они будут там вместе с тобой, Дейлерин, в твоём сердце. И с твоим отцом. Все вместе вы сумеете справиться с любым мороком и дурманом.

Миденвен стремительным движением обнял меня, прижал к себе.

— Ты всё-таки простила меня, — тихо сказал он. — Простила.

— Глупенький ты, — ответила я. — Только такой глупый наивный ушехлоп и мог поверить в нелепую байку о всемогуществе девяти мерзавцев.

Я мягко высвободилась из объятий, улыбнулась. Он смущённо улыбнулся в ответ, уши выпрямились.

— Нина, можно я расскажу в Виальниене то, что ты сказала? О том, что узы могут стать бронёй и источником силы?

— Нужно. И не только в Виальниене.

Миденвен повернулся к окну, посмотрел на уличную суету.

— Я пойду, — сказал он.

— Подожди немного, сейчас Егор придёт. Ты же всегда хотел с ним познакомиться.

Пришёл Егор действительно быстро, минуты через три. Миденвен посмотрел на него с удивлением, потом — с недоумением — на меня.