Крест на моей ладони

— Нет, товарищ полковник, не понимаю. Тогда получается, что лигийцы и альянсовцы ровным счётом ничего не знали о Троедворье. Не знали, что индийские, памирские и славянские человеки-оружейники намного лучше гномьих, а снабдить волшебными свойствами уже готовые мечи или стрелы быстрее, чем вплетать волшбу при ковке, да и дешевле — магии тратится намного меньше. Не знали, что продовольствие выгоднее закупать у простеней, чем расходовать людские ресурсы на сельскохозяйственные работы. В Троедворье нет ни клочка пахотных или пастбищных земель, но мы не голодали никогда. Не знали, что из кикимор стража ничуть не хуже, чем из эльфов. К тому же все секреты надёжнее хранить в одинарицах, а там эльфы бесполезны. На одинарице они даже летать не смогут.

— Где? — не понял Олег.

— Мёртвые зоны или одинарицы получаются там, где основица, кромь и нигдения спрессованы в однородное пространство, — пояснила я. — Применить волшебство, как стихийное, так и магическое там невозможно. Проникнуть через иное пространство тоже. На одинарицах не бывает прорывов инферно. Так что это самая надёжная территория. Сделай запоры посложнее, поставь побольше вооружённой охраны, и все твои секреты в безопасности.

— И много в Троедворье одинариц?

— Пятьдесят процентов всей территории. У нас всегда было крайне скудно с магическими ресурсами. Да и со стихийными. Да, что касается сверхвысоких воинских качеств вампиров, то не так уж они и высоки, чтобы убить вампира не смог даже такой никчёмный боец как я. В Троедворье столетиями только тем и занимались, что оттачивали убивальное мастерство и к 947 году достигли неплохих результатов. И последнее. На кой чёрт троедворцам искусственные потайницы, если природную Шамбалу мы никогда не использовали больше, чем на два процента?

Олег на несколько мгновений задумался. Пробормотал «Ладно, об этом позже» и сказал:

— Нина, как много внимания ваша разведка уделяет Альянсу и Лиге?

— Практически нисколько. Ни дворам, ни Совету некогда этим заниматься. Все ресурсы и внимание поглощает война. К тому же боевой потенциал Троедворья несоизмеримо выше зарубежного. Вздумай они на нас напасть, проиграют хотя бы из-за того, что их армейские подразделения не так слаженны, как наши, а боевое волшебство требует слишком много сырья. Там, где мы обходимся одним микроволшем, они тратят десять.

— Нина, лигийцы и альянсовцы даже слова такого никогда не слышали — микроволш. Ты и представить себе не можешь, как много там магии. В малюшках магии побольше, чем в Троедворье, но Лига с Альянсом — нечто для вас невообразимое. Магическое Эльдорадо.

— Ну и чёрт с ним, — отмахнулась я. — Есть вещи поважнее. Ты хочешь сказать, что Лига с Альянсом знает о Троедворье так же мало, как и мы о них?

— Да. Практически вы живёте в разных, никак не связанных между собой мирах. Лига и Альянс ещё кое-как поддерживают подобие межгосударственных отношений, но очень слабо. Практически каждая потайница живёт сама по себе и занята либо борьбой с кандидатом в диктаторы, либо зализыванием ран, полученных в этой борьбе. Кандидаты злодействуют лет по семь, затем следует пятилетний перерыв и всё начинается по-новой. Цикличность не твёрдая, разница плюс-минус два года, но общую закономерность установить нетрудно.

— Мило, — ответила я. — У нас играют в войну, у них — в госпереворот, а в итоге никто не замечает окружающего мира. У нас безраздельно правит Люцин, в Лиге — высокий координатор, в Альянсе — верховный предстоятель. Везде одно и то же: кровь, ложь и выключенность из подлинной жизни. Волшебники везде лишь призраки.

Олег сочувственно пожал руку. Я благодарно улыбнулась и спрятала руки под столом, чтобы оборвать контакт. Говорить не хотелось.

Он целиком и полностью прав, но как больно от этой правоты! Одно дело самой понимать, что живёшь в уродливом мире, и совсем другое, когда в эту уродливость тебя тычет носом чужак. Но плакать не приходится — ведь я сама не раз причиняла точно такую же боль многим троедворцам и не без злорадного удовольствия. Тимур упрекнул справедливо — легко говорить и показывать, в каком дерьме мы все живём, сложнее найти способ из него выбраться. Я молча теребила клеёнчатую скатерть и слушала песню. Голос у девушки был мягким, прозрачным и чистым, словно родниковая вода, и потому очень подходил к струящейся музыке и похожим на заклинание словам: