Крест, орел и полумесяц. Обманчивый рай

Я бросил на поимку преступников всех, кого только мог, но результатов не было. С каждым днем население Мистры охватывала паника. Некоторые уже спешили покинуть город и укрыться в далекой Монемвасии, на юге Пелопоннеса.

Неизвестно, какие еще происшествия приключились бы в истязаемом смутой городе, если бы не одна встреча, которую никак невозможно назвать случайной.

* * *

Поздним вечером в моих покоях вновь появился Алексей. Я не удивился этому визиту, поскольку знал, что мой преданный помощник уже несколько недель не покидает дворец, самолично подсчитывая и перепроверяя количество провианта, которое ежедневно оседает в дворцовых амбарах. Эта работа по своей важности едва ли могла сравниться с любой другой, ибо после недавнего поджога мы лишились практически всего зерна. Однако в этот раз я не заметил в его руках ни увесистых отчетных книг, ни свитков с разработанными указами и предложениями. Зато обратил внимание на его весьма растерянный вид.

– Что случилось? – оторвавшись от книг, спросил я, поскольку Алексей явно не знал, как начать разговор.

– Там к вам посетительница, – промолвил юноша, указывая на дверь за собой.

– В такой час? – удивился я. – Неужели ее дело не может подождать до утра?

Алексей не успел ответить. Дверь распахнулась, и на пороге появилась девушка в мужском камзоле и высоких сапогах, покрытых дорожной грязью. Слабые всполохи настольной лампы осветили правильные черты лица и черные волосы, выбивавшиеся из-под капюшона.

Из-за сгустившегося в комнате мрака и потрясения, вызванного столь внезапным визитом, я не сразу сумел распознать свою гостью. Однако то, что упустили глаза, точно подметил слух, ибо этот голос я не забыл бы и через века.

– Нам надо поговорить, Георгий, – произнесла Феофано, мягко отбрасывая капюшон и поправляя волосы. – Быть может, у тебя найдется минута для старой знакомой.

В горле моем пересохло, лоб покрыла испарина, а грудь сдавило невидимыми тисками. Чувствуя, что теряю равновесие, я медленно опустился на стул, не сводя глаз со своей гостьи. Неправильность, нереалистичность происходящего сводила меня с ума, заставляла усомниться в здравости рассудка, воскрешала в памяти картины давно минувших лет. Когда я был одновременно и самым счастливым, и самым несчастным из смертных.

– Выйди, Алексей, – коротко приказал я, не спуская глаз с прекрасного видения, которое, как я уже начинал догадываться, видением вовсе не являлось.

Дверь закрылась, и мы остались наедине.

– Ты… – только и сумел произнести я. Однако этого оказалось достаточно. Столько великой радости, пронзительной печали, ноющей боли и страшного упрека было в одном этом слове, что Феофано невольно опустила глаза. Она не собиралась защищаться. По крайней мере теперь, она пришла не для этого.

– Я очень виновата перед тобой, Георгий, – произнесла она давно забытым голосом. Голосом, который я уже и не надеялся услышать. – Прости за боль, что причинила тебе…

– Простить? – резко поднялся я, чувствуя, как мир вокруг закрутился в бешеной пляске. – Я считал тебя мертвой. Все эти годы! И сейчас ты просишь о прощении?

Вопреки воле из глаз моих потекли слезы, и я замолчал, стараясь взять себя в руки.

– Ты не мог оставить свою семью, ты любил императора, ты служил своей стране, – воспользовавшись паузой, произнесла Феофано. – В твоей жизни не было места для меня.

– Но зачем? – прошептал я. – Господи, зачем ты так поступила? Чем оправдана такая жестокость?

– Я не хотела бы утомлять тебя этим рассказом, – ответила Феофано, приблизившись ко мне. Я вновь почувствовал аромат ее волос, мягкое прикосновение рук и теплое дыхание. Страсть вскружила мне голову, и я, позабыв обо всем, заключил девушку в крепкие объятия, а наши уста соединились в жарком поцелуе.

Горячее дыхание Феофано кружило мне голову, и дрожь волнами разливалась по всему моему телу. Снова, как и много лет назад, я чувствовал страсть и вожделение, способные затмить мой рассудок. А весь остальной мир вдруг исчез, растаял, потерял для меня всякое значение и казался теперь пустым и обреченным.

Когда же сознание вернулось, мы опустились на небольшой диван, который в последнее время служил мне кроватью, и долго сидели, любуясь друг другом и не произнося ни слова. Я гладил ее волосы и не отрываясь смотрел в пленительные темные глаза, которые не раз кружили мне голову в прошлом. Не устоял я и на этот раз.

– Расскажи мне все, – попросил я Феофано уже мягким, почти умоляющим голосом. – Почему ты не дала мне знать, что жива? Кто и зачем распустил слух о твоей смерти?

– Слишком много вопросов, – прошептала девушка, проводя рукой по моей щеке. – Неужели недостаточно и того, что мы снова вместе. Как тогда в Патрах. Помнишь?

Однако я не позволил сбить себя с толку, и хотя волнение от вновь обретенной любви по-прежнему трепетало в моей душе, разум страдал от недомолвок и тайн, которые плотной завесой окутали прошлое Феофано.

– Прошу, ответь, – негромко, но настойчиво повторил я. – Клянусь, что не стану осуждать тебя.

Феофано вдруг приподнялась, ее глаза осветились странным блеском.