Крест толкователей

Он остановился на площадке третьего этажа и нажал кнопку звонка одной из дверей. В ответ из квартиры не донеслось ни звука. Мужчина прислушался, достал из нагрудного кармана расческу и причесался, глядя на глазок, как на зеркало. За дверью кто-то стоял.

— Никанорова? Глафира Петровна? — требовательно спросил он Двадцать четвертого года рождения?

Замок щелкнул, дверь и створка образовали узкую щель, зафиксированную цепочкой. В этой щели мелькнул острый старушечий нос.

— Она самая, свет мой, она, — ответила хозяйка. — Ты чего пришел? По делу или как?

Мужчина не ответил. Он уперся коленом в косяк двери и плашмя положил на него дипломат. Откуда ни возьмись, на его черную поверхность лег типографский бланк. Мужчина достал из кармана ручку, и начал скрести ею по бланку, пытаясь расписать стержень.

Какое-то время Глафира Петровна с опаской наблюдала за его действиями. Потом не выдержала:

— Никак повестка? Ужель в военкомат?

— Не парься, старая, — снисходительно ответил мужчина. — В армию не возьмут. Льгота тебе положена… На горячее водоснабжение, ясно?

Внезапно мужчина затряс ручкой в воздухе, будто пытаясь пронзить ею какую-то невидимую тварь.

— Вот, сука… — пробормотал он. — Не пишет. Ручка в доме есть?

Глафира Петровна, вдохновленная неожиданной льготой, откинула цепочку.

— Найду, голубчик, — обрадовалась она. — Для тебя — что хочешь найду…

Мужчина распрямился и вставил ручку в нагрудный карман пиджака. Он поднял руку и посмотрел на часы. До полудня оставалось еще полчаса.

Это был Третий, — один из тех, кто гонялся за Луниным по крышам. Тот, кто лично застрелил Самохина.

Ботинок с одним из каблуков, пробитых пулей и окончательно испорченных краской, на нем теперь не было. Третий был обут в дешевые кроссовки с люминесцентными полосами.

* * *

Машина, в которой сидели Каратаев и Юлия Николаевна, остановилась. Развернувшись, она въехала задом под арку, за которой был тупик. В одной из кирпичных стен его была прорублена дверь, наглухо заколоченная крест-накрест досками, а рядом с нею стояли два мусорных контейнера.

Когда задний бампер почти коснулся контейнеров, Каратаев затормозил. Бросив взгляд на, часы, расположенные на приборной панели, он сказал:

— Посидим пока тут. Время еще есть. «Голубой Дунай» за углом, в пятидесяти метрах. Можно дождаться Ракитина и там, но будет лучше, если ты не придешь первой.

Юлия Николаевна достала из сумочки зеркальце и помаду и принялась подкрашивать губы.

— Ты прав… — ответила она. — Подождем.

— Знаешь, — сказал Каратаев, — я утром звонил в больницу.

Юлия Николаевна оторвалась от зеркальца и внимательно посмотрела на него.

— Ты говорил с врачами? Как мальчик?

— Говорят, жить будет, — вздохнул Каратаев.

* * *

У тротуара остановилась белая «шестерка» Ракитина. Капитан вышел из нее, осмотрелся по сторонам и закрыл дверцу на ключ.

* * *

На кухне Глафиры Петровны стояла двухконфорочная газовая плита. Над пламенем одной из конфорок располагалась кастрюля, из-под прыгающей крышки которой выбивалась и стекала по стенке серая картофельная пена. Из комнаты доносился звук громко работающего телевизора.

Рука в черной перчатке повернула газовый выключатель, и крышка на кастрюле прыгать перестала.

Рука принадлежала Третьему — теперь он был в тонких перчатках.

На столе уже лежал его дипломат. Третий наклонился над ним, нажал двумя руками на оба замка одновременно, а потом осторожно откинул крышку вверх.

В чемоданчике было уложено несколько вороненых деталей, на первый взгляд, не имеющих никакого отношения друг к другу. Однако Третий стал доставать их в известной одному ему последовательности и ловко прищелкивать одну к другой.

Через несколько секунд в руках его оказалась компактная винтовка с глушителем и оптическим прицелом.

Третий подошел к окну. Он раздвинул цветочные горшки и щелкнул обоими шпингалетами. Потянув одной рукой за раму, он осторожно сдвинул занавеску в сторону, стараясь, чтобы та не сорвалась с прищепок. Между створками окна образовалась щель, достаточная для того, чтобы сквозь нее можно было открыть огонь.

Третий взял со стола винтовку, вскинул ее и посмотрел в окуляр оптического прицела. На другой стороне улице, сразу за тротуаром, стояли столики летнего кафе. Над входом в него висела надпись, украшенная многочисленными лампочками:

«Голубой Дунай»

* * *

В кафе сидел единственный посетитель, и, по всей видимости, это был рыбак. На нем был армейский дождевик, стоящий кулем, и резиновые болотные сапоги. К столику его был приставлен сложенный спиннинг. Перед рыбаком стояла кружка пива и была расстелена газета, на которой лежали обглоданные рыбьи кости. Была ли его рыбалка успешной, или он только готовился к ней, оставалось неясным, однако мужчина в дождевике выглядел весьма несвежим и был явно нетрезв.