Крестьяне, бонзы и бомбы

Гарайс молча входит в здание вокзала, покупает билет, проходит контроль. Об асессоре он как будто забыл.

Тот безмолвно шагает рядом.

На лестничных переходах, на перронах — повсюду шуповцы.

— Когда приходит ближайший поезд из Штольпе? — рассеянно спрашивает Гарайс.

— В девять пятьдесят шесть.

— А я еду в девять пятьдесят девять. Значит, этим же, штольповским.

На перроне стоит Манцов с несколькими господами. Доктор Хюпхен украдкой здоровается с Гарайсом. Остальные не замечают своего бывшего бургомистра.

Подходит поезд. Состав переполнен. Едва крестьяне, — а их несколько сот, — вылезают из вагонов, как шуповцы начинают хором скандировать: — Проходите дальше!

Освободите перрон! Проходите! Проходите!

Сбитые с толку, растерявшиеся крестьяне стадом тычутся меж двух рядов полицейских, двигаясь к лестничным переходам. Гарайс видит в людском потоке Штуффа, Манцова, доктора Хюпхена, Майзеля, Линау.

— Пора садиться, господин бургомистр, — напоминает асессор.

Знакомые лица исчезают.

— Ах, да, — вздыхает Гарайс.

И потом, из окна купе: — Конечно, правильно, что крестьянам не разрешили здесь демонстрацию именно сегодня. Но вот причины опять выдвигают ложные. Причем все как один. И Манцов. И Тембориус. Да и сами крестьяне. Не ради дела, отнюдь. А из каких-то мелочных интересов.

— Я только что видел Штуффа, — говорит асессор. — Вы знаете, полгода назад все ужасно обозлились на него, потому что он разругал одну заезжую цирковую труппу. Представление было ерундовое, но не за это разругал его Штуфф, а потому что директор цирка не поместил в их газете объявление… Вот о чем мне подумалось сейчас.

— Верно, — соглашается Гарайс. — Так оно и есть. Все дело в этом. Я тоже участвовал в истории с цирком Монте и вел себя точь-в-точь как все остальные.

— Нет, бургомистр, не совсем так.

Поезд медленно трогается.

— Да, да, точно так же.

— Но в Бреде все будет иначе?

— Надеюсь, — кричит бургомистр, и, отъехав метров на десять: — Очень надеюсь!