Крестьянские восстания в России в 1918–1922 гг. От махновщины до антоновщины

Нестор Махно был выразителем крестьянских настроений [10] . В деревне крестьянин требовал социализации хозяйства, не желая отдавать излишки в город. Он не мог примириться с установленными государством низкой ценой на хлеб, низкими нормами зерна, оставляемого для хозяйства, в особенности для содержания рабочего скота. По оценкам советских руководителей, в махновском движении трудно было отличить, где начинается бедняк, где кончается кулак – это являлось свидетельством массового крестьянского движения [7: 94]. Махновская армия в значительной степени состояла из бедняцкой молодежи, верившей своим крестьянским умом в идеал уравнительного социализма, готовой умереть за «освобождение трудового народа». Кулачество к махновцам, по свидетельствам советских агентурных данных, относилось весьма недоброжелательно или враждебно [8] [11] .

В донесениях особого отдела ВЧК обращалось особое внимание на обстоятельство, что основная часть махновской армии – беднейшая крестьянская молодежь, которой Советская власть не сумела дать ничего, кроме формального права на землю [9]. Советское руководство осознавало, что уход крестьянской бедноты к махновцам явился следствием просчетов властных органов, которые не обеспечили защиты интересов бедноты [10: 260] [12] .

Социальный смысл лозунга «За советскую власть, но против коммунистов» заключался в том, что крестьянин поддерживал стадию революции, связанную с объявлением мира, ликвидацией помещичьего землевладения, жестокой Гражданской войной против помещика и интервентов. Но крестьянин протестовал против установившегося военного коммунизма.

Разногласия махновского крестьянства с политикой Советского государства по земельному вопросу нашли отражение в решениях 2-го съезда фронтовиков-повстанцев, советов Гуляйпольского района в феврале 1919 г. В специальной резолюции съезда по земельному вопросу предлагалось решение земельного вопроса во всеукраинском масштабе на Всеукраинском съезде крестьян на следующих основаниях: вся земля в интересах социализма и борьбы против буржуазии должна перейти в руки трудового крестьянства. Исходя из принципа, что «земля – ничья», и пользоваться ею могут только те, кто на ней трудится и кто ее обрабатывает, земля должна перейти в пользование трудового крестьянства бесплатно по уравнительно-трудовой норме, то есть обеспечивать потребительную норму на основании приложения собственного труда. Решение земельных проблем возлагалось на местные волостные земельные комитеты при содействии уездного земельного комитета. Распределение живого и мертвого инвентаря передавалось в ведение уездного Совета. Съезд выразил пожелание, чтобы земельные комитеты на местах немедленно взяли на учет все помещичьи, удельные земли и распределили бы их между безземельными и малоземельными крестьянами, обеспечив их и вообще всех граждан посевными материалами.

Одновременно был высказан протест против коммунистической политики: советское правительство «отказалось удовлетворить требования трудового крестьянства: заменить землю национализированную и частновладельческую – социализированной, содействовать свободному распространению коллективной обработки земли, обеспечение как коллективного, так и трудового единоличного хозяйства деревни семенами, техническими силами и сельскохозяйственными орудиями, необходимыми для ведения общественного и единоличного трудового хозяйства». Культурные земледельческие хозяйства (опытные, показательные поля, пасеки, фруктовые сады, питомники и леса) объявлялись достоянием всего трудового народа [2: 90–91]. Протест был ответом на декреты Советского государства, в которых объявлялось, что все крупные и культурные хозяйства, принадлежавшие ранее помещикам, закреплялись за государством для организации совхозов. Так, в декрете о национализации сахарных заводов говорилось: «Все земли, за исключением крестьянских, в севооборот которых входил в течение какого бы то ни было из последних 5 лет, т. е. с 1913–1914 гг., посев сахарной свеклы, в полном составе, со всеми угодьями, лесами, торфяными болотами и прочими полезными ископаемыми, водами и т. д., со всеми сооружениями, постройками, инвентарем живым и мертвым, независимо от того, кому бы они ни принадлежали, признаются неприкосновенным фондом национализованных сахарных заводов». То же относилось к винокуренным заводам: «Все принадлежавшие владельцам заводов, а также и другие земли, подлежащие конфискации, в севооборот которых входил из последних 4 лет с 1915 года посев картофеля и хлебов, предназначавшихся для винокурения, в полном составе, со всеми угодьями, лесами, торфяными болотами, полезными ископаемыми, водами, со всеми сооружениями, постройками, инвентарем живым и мертвым, признаются неприкосновенным фондом национализованных винокуренных заводов» [7: 85].