Хлеб забирали, не оставляя нормы. Чрезвычайный уполномоченный губпродкома в Ишимском уезде Абабков Никифор приказал Дубынскому волисполкому любой ценой выполнить госразверстку, не соблюдая никакие нормы, оставляя продовольствие лишь на первое время на едока по 1 пуду с небольшим зерна. Приехав в село Бердюжье, он избил заведующего Бердюжинской продконторой. За время своего пребывания в селе Уктуз Абабков избил члена Уктузского волисполкома, представителей местной власти. Продотряд Абабкова наносил побои всем арестованным, по распоряжению Абабкова 56 арестованных крестьян оказались почти все избитыми, у некоторых были проломы в голове. Вызывая на допрос, Абабков не давал никому объясниться ради оправдания, тут же избивал, а потом приказывал отправить в холодный амбар, сняв зимнюю одежду, тулупы, которые Абабков забирал и раздавал красноармейцам своего отряда. Другой уполномоченный губпродкома, Абабков Иван, отдавал приказы бойцам продотряда стрелять над головами толпы, избивать женщин прикладами, производил массовые аресты без предъявления обвинений [2: 70, 82, 112–113].
Уполномоченный губернской чрезвычайной тройки М. Мальцев имел обыкновение вынимать из кобуры револьвер и угрожал расстрелами. Райпродкомиссар Бердюжского района Г. Корепанов арестовал 5 членов сельсовета села Уктуз Уктузской волости. Сельсовет в селе Песьяны Безруковской волости был арестован военным комиссаром Марковым. Арестами занимались комиссары продотрядов, комиссары внутренних и регулярных войск [2: 71, 73, 83].
Инструкторы по продразверстке Успенской волости Тюменского уезда Баталов и Орлов за невыполнение разверстки по шерсти в селе Успенском конфисковали всех 200 овец. В Нердинскую волость этого же уезда 17 декабря прибыл комиссар Иевлевской продконторы К. Крутиков с отрядом для организации шерстяной разверстки. Комиссар распорядился произвести обыски у тех, кто не выполнил разверстку по шерсти. Когда продотрядовцы пришли в дом к Аптулле Атмайтандинову, у него шерсти не оказалось. Несмотря на то, что Атмайтандинов бедняк, комиссар Крутиков забрал тулуп, который висел на стене. После отъезда этот тулуп Крутиков надел на себя, а собственный рваный приказал сдать в Иевлевскую продконтору, но рваный комиссарский тулуп не был принят [2: 68, 69]. У крестьян отбирали одежду и обувь.
Обыденным явлением в деятельности органов власти стали взятия заложников до выполнения разверстки, конфискации имущества без соблюдения каких-либо правил, даже у семей красноармейцев. Хлеб выгребался полностью, не учитывалось ни семейное положение, ни наличие грудных детей.
Тюменский хлеб урожая 1920 г., отличавшийся невысоким качеством, зачастую ссыпался со снегом и льдом. У большинства крестьян зерно находилось в скирдах, особенно в красноармейских семьях – некому было обмолотить хлеб, мужское население несло службу в Красной армии или выполняло трудовые повинности, особенно на заготовке топлива.
Среднее крестьянство как основной слой сибирских крестьян являлось наиболее исправным плательщиком разверсток, у многих сыновья ушли в Красную армию добровольцами. Оно несло на себе основной груз разверсток. На среднем крестьянстве больнее всего сказывались издержки военно-коммунистической продовольственной политики. Помимо многих видов разверсток, на среднем крестьянстве держались тяготы трудовых повинностей. Для выполнения трудповинностей, особенно гужевой, лесозаготовительной, требовались крестьянские лошади, подводы, а также собственный фураж. По норме хлебофуражной продразверстки у крестьян оставался запас фуража лишь на содержание лошадей и для засева, на проведение лесозаготовок продорганами фуража на рабочих лошадей не оставлялось. В производящих уездах получался замкнутый круг: фураж для выполнения трудовой повинности не выдавался.
Чрезвычайный уполномоченный в Ишимском уезде В. Соколов без всякого основания проводил конфискации лошадей у крестьян-середняков, включая семьи красноармейцев, поскольку они в его глазах были кулаками. Нарсуды оказались завалены аналогичными заявлениями крестьян с жалобами на произвол представителей власти. Один из следователей информировал ишимских чекистов: «Я не знаю, что делать… осаждает население подобными жалобами» [2: 64].
В хозяйстве многодетного крестьянина-середняка Олькова из деревни Больше-Бокова Готопутовской волости (семеро детей, в том числе один в Красной армии) конфисковали весь скот, хотя разверстка была выполнена, причем с ущербом для хозяйства. Грамотная соседка от имени Марфы Ольковой написала письмо ишимскому уездному продкомиссару: «Чем же должна существовать советская Россия в будущем, – спрашивала крестьянка продкомиссара, – если вы сейчас в корень разоряете среднее хозяйство, которое является оплотом республики?» [2: 61].