Крестьянские восстания в России в 1918—1922 гг. От махновщины до антоновщины

Значения второго термина из словочетания «вольные безвластные Советы» никто из махновцев определенно не понимал, но первое воспринималось положительно: на практике многие уже познали, что представляют собой Советы при большевистских ревкомах, белогвардейских и петлюровских комендантах {3: 148}.

«Вольный советский строй» означал в крестьянском восприятии отказ от налога на содержание государства, города, который ничего не мог дать взамен деревенских продуктов. Лозунг «вольных советов» выражал протест как против крепостнических остатков и капитализма, так и против военного коммунизма. Идея «вольного Советского строя» предполагала организацию новой хозяйственной и общественной жизни свободных крестьян, организация которой декларировалась на основе социального равенства и справедливости с ликвидацией классов, политических партий, национального неравенства.

Революционное знамя Нестора Махно олицетворяло не столько знамя анархии, как нередко представляется, сколько народное движение за справедливость, направленное на решение наболевших общественные вопросов — освобождение трудящихся, создание жизненного устройства без гнета и произвола властей. Анархистская умозрительная теория, как и другие идеологии радикального революционного толка, оказалась далекой от подлинных интересов трудящихся, которых они якобы собирались «освобождать». У Махно практически не было мирного времени для социального строительства: анархистские методы апробировались в боевых условиях.

Махновское движение возникло на собственной почве, развивалось как самостоятельное крестьянское движение с осознанными целями. Не оно пришло к анархизму, а группа анархистов-коммунистов примкнула к крестьянскому движению в качестве политических работников. Махновщина вобрала в себя элементы анархизма, которые могли способствовать достижению целей массового крестьянского движения.

Выпячивание анархистской оболочки махновщины, попытки определить типологию данного массового крестьянского движения в качестве анархистского нередко подкрепляются ссылками на воспоминания Махно. Мог ли сам малограмотный атаман написать мемуары, или же текст сочиняли другие — вопрос дискуссионный. С юношеских лет Махно попал под влияние екатеринославских анархистов, затем осваивал его во время многолетнего пребывания в Бутырской каторжной тюрьме, где в роли наставника молодого Махно выступил анархист Петр Аршинов. Жизненные университеты выковали в «Скромном» (кличка Махно со времен каторги) анархистские волю и жестокость. Являясь по своим взглядам приверженцем анархизма, Махно в теории разбирался неважно[13]. Махно сохранил верность усвоенным в юности идеалам — идее всеобщего передела и равенства, всевластия трудящихся, желания сделать бедных счастливыми. Свобода, вольный труд, равенство и солидарность были призваны восторжествовать над рабством под игом государства и капитала. Анархисты, отрицая диктатуру пролетариата, понимали социальную революцию как переход средств производства в распоряжение трудящегося-производителя. Врагами трудящихся для анархо-коммунистов были не только помещики, но и кулаки как угнетатели трудового народа.

Ближайшее окружение Махно состояло из его земляков, освоивших в основном начальный образовательный уровень (одно-двухгодичное обучение в школе), включая самого малограмотного «полупролетария» Махно. Можно предположить, что они вряд ли штудировали анархо-коммунистические сочинения Кропоткина, но верили в уравнительный социализм. Для махновцев более понятен был язык, выраженный в одной из листовок штаба махновцев: «Повстанческая армия считает своим святым долгом стать на защиту интересов трудового крестьянства против попытки господ коммунистов запрячь в свой хомут трудовое крестьянство. Повстанческая армия — меч в руках трудового народа, призывает Вас, товарищи крестьяне и рабочие, самим взять в свои руки и дальнейшее строительство своего счастья, и свои народные трудовые богатства без помощи партийных лиц, пророков и большевистских шарлатанов, которые достойны смерти как гнусные воры, трусы и разбойники перед трудовым народом, в котором они находят только “человеческий материал” и пушечное мясо» {2: 337}.