Крестьянские восстания в России в 1918—1922 гг. От махновщины до антоновщины

О том, как началось «вилочное восстание» в Мензелинском и Чистопольском уездах достаточно объективно и точно рассказал начальник особого отдела Запасной армии в своем докладе Ф.Э. Дзержинскому. В начале февраля 1920 года в деревне Ялань Ерсубайкинской волости Мензелинского уезда Уфимской губернии уездным продотрядом производилась конфискация хлеба. Отбираемый у крестьян разнородный хлеб: рожь, овес, ячмень — как видно из показания повстанцев — продотрядниками ссыпался на улице прямо в снег в одно место, что и возмутило крестьян указанной деревни и послужило причиной возникновения восстания. Восстание не носило организованный характер и не имело вначале руководящих лиц — это была просто разъяренная толпа, которая вооружилась чем попало, набросилась на продотрядников и стала, избивая, гнать из своей деревни, сопровождая до следующих селений, которые, будучи озлоблены на продотрядников, присоединялись к восставшим. С этого момента восстание становится более крупным, появляются руководители и оно носит более организованный характер. Принимая во внимание, что восстание не носило строго организованный характер и восставшие были весьма плохо вооружены (вилы, колья, топоры, лопаты и т.п.), восстание при приходе регулярных войск было быстро ликвидировано (в Чистопольском и Мензелинском уездах). В Мензелинском уезде отряды повстанцев численностью были значительно крупнее, чем в Чистопольском, что указывает на то, что восстание там было более организовано, а руководители более опытны. В Чистопольском же отряды были малочисленны, т.к. в большинстве случаев каждая деревня действовала самостоятельно. Участие партийных организаций замечено не было, но отдельные члены партии участвовали {1: 473}.

Однако начальник особого отдела ошибался, докладывая Ф.Э. Дзержинскому, что восстание «быстро ликвидировано». Регулярные войска погасили первую вспышку в двух уездах, рассеяли неорганизованную толпу крестьян. Через день 9 февраля восстание охватило всю Уфимскую губернию и часть Казанской и Самарской. Агитатор коммунист К.М. Каримов был участником схода, который собрал комиссар продовольственного отряда Михайлов 9 февраля в большом татарском селе Казаклар-Кубово. Как только комиссар Михайлов объявил, что продовольственный отряд начинает реквизицию продуктов, «собравшиеся начали волноваться, — пишет агитатор, — кричать и бросились на товарищей. Продотрядники отстреливались от толпы, отступили и скрылись в доме гражданина Мурзакаева, находящемся в 200 саженях от базара. Разъяренная толпа нашла их здесь, и тут же на дворе комиссар Михайлов был убит, а остальных, нагрузив в сани вместе с убитым комиссаром, привезли на базарную площадь и тут покончили с двумя продотрядистами, избив их предварительно, чем попало. Из жителей Казаклар-Кубово раненных винтовочными пулями двое. Бывший на базаре заведующий Чукадытамакским земотделом т. Темурханов жестоко избит, и он спас свою жизнь только благодаря содействию председателя Казаклар-Кубовского совета гражданина Асфандиярова.

Товарищи из продотряда некоторые сами успели скрыться, а один — Тарасов, спасся по содействию казаклар-кубовского муллы Насретдина Асфандиярова, который переодел Тарасова, благодаря чего Тарасов мог скрыться. Во время беспорядка и убийства толпа шумела: “Много нам зла причинили коммунисты, много нас грабили. Бей их, бей их сторонников!”

Что касается участников данного убийства, то, кроме жителя дер. Кандры-Аминово Усмана Мухамедова, крупного спекулянта, все — из числа наибеднейшего и среднего крестьянства. На это мною было обращено особое внимание, и я старался лично узнать, убедиться в социальном положении преступников. Результаты моих наблюдений очень печальны. Например: один из участников, житель Казаклар-Кубово Аль-мухамет Шаймухаметов — бедный, ничего не имеющий, кормящий себя и полдюжины своих детей плетением и продажей лаптей, — принимал самое живое участие в убийстве и, держа в одной руке лапти, а в другой дубину, избивал наших товарищей до последней возможности.

Другой пример: во время общего собрания я обратил особое внимание на нескольких граждан, стоящих близко, которые были так бедны, что жалко было на них смотреть. Во время моей речи они плакали. Эта картина подействовала на меня трогательно и возбудила во мне убеждение, что бедняки с нами, что они нас понимают. Но какое было мое разочарование, когда во время переклички участников преступления оказалось, что эти бедняки, плакавшие во время моей речи, — преступники, принимавшие участие в убийстве. И тогда я понял причины и факторы Казаклар-Кубовского события. При этом событии главный виновник — мы, мы — коммунисты, советские работники, так как мы еще до сего времени не могли в деревне зажечь огонь социальной революции: беднота деревни пока не с нами, она — орудие в руках наших врагов» {1: 332—334}.