Протест крестьянок был непосредственным ответом на проведение разрушительной по своим последствиям политики государства. ОГПУ, которое иногда несколько отходило от официальной версии бабьих бунтов в своих документах, провело анализ причин массовых женских волнений в 1930 г. Согласно наблюдениям, в первом полугодии произошли: 1 154 массовых женских выступления антиколхозного характера, 778 массовых выступлений, возникавших на религиозной почве, 442 выступления в защиту раскулачиваемых и выселяемых кулаков, 336 выступлений на почве продовольственных затруднений. Во втором полугодии 36% женских бунтов были связаны с хлебозаготовками, 20% с защитой раскулачиваемых и выселяемых кулаков, 12% произошли на религиозной почве, 10,7% в связи с продовольственными затруднениями, 10% на почве коллективизации, остальные были вызваны другими причинами{873}
. Подоплека женского протеста была в целом схожа с причинами крестьянских восстаний в целом и отражала не больше и не меньше, чем главные проблемы, стоявшие перед крестьянской «политикой» в период коллективизации{874}.Женщины неистово сопротивлялись опасности, нависшей в результате коллективизации над их семьями и общинами. Во всех деревнях они стремились не допустить экономического коллапса своих хозяйств. Заготовки хлеба и семян в период коллективизации были самой серьезной угрозой для выживания и главным источником волнений среди крестьянок. В.В. Ирмышевском районе Барнаульского округа Сибири толпы женщин беспрерывно — иногда и днем, и ночью — протестовали против весенних хлебозаготовок 1929 г.{875}
В 1930 г. в деревне Тулузаковка Пензенского округа на Средней Волге группа из 70 женщин воспрепятствовала изъятию запасов семян, пригрозив расправиться с полномочным представителем ОГПУ. В Рыбинском районе Мордовии на почве обобществления семенного фонда вспыхнуло по крайней мере три бабьих бунта{876}. В деревне Соколово и по всему Каменскому району Каменского округа Сибири зимой и весной 1930 г. толпы женщин врывались в колхозные амбары и силой забирали обратно свое зерно{877}.Крестьянки с тем же упорством боролись против обобществления домашнего скота. На Северном Кавказе в станице Старо-Щербинская Ейского района женщины сопротивлялись попыткам обобществления скота тем, что били по рукам конюхов, державших лошадей за поводья, в то время как их дети забрасывали коллективизаторов камнями{878}
. Когда в украинскую деревню Михайловка Синельниковского района приехал инспектор, он не встретил на улице ни одной женщины. Позже ему сообщили, что те спали в коровниках, опасаясь, как бы не забрали их коров{879}. Обобществление домашнего скота непосредственно угрожало крестьянкам, поскольку их экономические позиции в хозяйстве большей частью зависели от выращивания скотины и ухода за ней{880}. А потеря дойной коровы могла даже означать, что дети останутся без молока{881}.Женщины хорошо осознавали, что предвещает им коллективизация, поэтому их протест не ограничивался вопросами хлебозаготовок и обобществления скота. В январе 1930 г. в Белоцерковском и Коростенском округах Украины группы в составе от 50 до 500 женщин выходили в поле, чтобы помешать землеустройству и созданию колхозов. В деревне Шевченко и по всему Харьковскому округу женщины срывали собрания, посвященные землеустройству и организации колхозов, выкрикивая: «В СОЗ не пойдем. Рабами не были и не будем»{882}
. В конце 1929 г. в селе Мордов Бугульминского округа Татарии женщины прервали собрание по коллективизации и созвали свое собственное, на котором приняли постановление о том, что категорически отказываются вступать в колхозы{883}. 300 женщин, возмущенных тем, что в их селе Ельжозерное Ульяновского округа на Средней Волге началась организация колхоза, ворвались в здание сельсовета и избили его работников. В деревне Саловка Бугурусланского округа 100 женщин провели демонстрацию против колхоза, отказываясь расходиться, пока их не начали арестовывать{884}. В период после марта месяца, когда крестьяне толпами покидали колхозы, силой забирая обратно свое имущество и выгоняя партийных работников из деревни, женщины были на передовой.