Крестьянский бунт в эпоху Сталина: Коллективизация и культура крестьянского сопротивления

Это было первым действием спектакля. Во втором женщины принимались за советскую власть. Чаще всего они направлялись к зданию сельсовета, иногда даже врывались в него, как это было в одной из деревень под Смоленском, где женщины разгромили кабинеты чиновников и сорвали со стены портрет Калинина^{945}. Часто они избивали партработников, иногда очень жестоко, пока те не переставали сопротивляться. В случае необходимости в этот момент мужчины могли присоединиться к бунту под сравнительно безопасным предлогом «защиты» женщин. Однако в подавляющем большинстве случаев агенты советской власти спасались бегством, едва почуяв угрозу со стороны женской толпы^{946}. Избавившись от своих главных врагов, женщины переходили к следующему этапу бунта.

Развязка бабьего бунта наступала, когда женщины предпринимали попытку добиться поставленных целей. В основном речь шла о таких чувствительных вопросах, как закрытие церквей, снятие колоколов, раскулачивание, депортация, хлебозаготовки, обобществление скота и семфонда, организация колхоза. Зачастую женщины могли только физически блокировать доступ к церкви или домам кулаков или же пойти против официальных постановлений. Иногда они прогоняли из деревни конвоиров и коллективизаторов^{947}. Лучше всего им удавалось возвращать обобществленную собственность и разваливать колхозы: женщины, одни или вместе с мужчинами, врывались в стойла и зернохранилища, забирали все, что им причиталось, и разрывали устав колхоза^{948}. В основном бунты заканчивались, когда достигалась их цель, но иногда, как мы уже видели из примеров, женщины шли еще дальше и формировали свое собственное местное правительство^{949}.

Бабий бунт обычно завершался без применения силы со стороны государства. В тех редких случаях, когда такое все же происходило, была задействована только судебная власть. Обычно дело кончалось тем, что находилось несколько виновных из числа местных мужчин — кулаков или прочих крестьян, — а женщинам либо назначались незначительные наказания, либо они вовсе оставались безнаказанными. Если основываться на отчетах о делах, опубликованных в журнале «Судебная практика» (выходившем как дополнение к журналу Наркомата юстиции РСФСР «Советская юстиция» в 1930 и 1931 гг.), можно сделать вывод о том, что женщин практически не судили по статье 58 Уголовного кодекса о контрреволюционных преступлениях; по ней обычно проходили мужчины. Бабий бунт, как правило, заканчивался словами: «Мы отсталые». Когда крестьянки раскаивались в этом, власть обычно и ограничивалась порицанием. Ярким примером подобного использования стереотипов служат события в деревне Козловка Западной области. Там на собрании была принята резолюция, осуждающая бунт женщин этой деревни, в результате которого были разрушены колхозные конюшни. Жители деревни клятвенно уверили ОГПУ, что подобное не повторится, попросили его представителей принять для этого все необходимые меры, а также обратились с просьбой не арестовывать крестьянок — беднячек и середнячек, которые в бунте «принимали участие по своему несознанию»^{950}. Под занавес спектакля бабьего бунта его участницы начинали посыпать голову пеплом и раскаиваться в содеянном.

Во время бабьих бунтов каждый из жителей деревни действовал по привычному сценарию, где всякий играл свою роль, известную и хорошо знакомую как «своим», так и «чужим». Неотъемлемой частью бунта были уловки, притворство, истерия, беспорядки и спонтанность. Главенствующую роль в его организации и проведении играли женщины. Бабьи бунты стали реакцией крестьянок на политический курс властей; они всегда имели определенную цель, будь то противодействие закрытию церкви, раскулачиванию или организации колхоза. Как их содержание, так и форма были продуманными, притом зачастую за внешней суматохой скрывалась относительно высокая организованность и политическая осведомленность. Бабьи бунты носили вдвойне подрывной характер, поскольку не только бросали прямой вызов государственной власти, но и меняли местами традиционные тендерные роли, разрушая патриархальную иерархию деревни и государства. Возможно, бабий бунт был наиболее успешным «разрешающим методом»^{951} крестьянских массовых выступлений в период коллективизации, поскольку одновременно служил эффективным средством защиты для мужчин деревни, а значит, и для всех ее жителей. Его участники играли на представлении властей о крестьянах как о «темной массе», о женщинах как о «буйных бабах» и о том, что их подбивает на выступления «агитпроп» кулаков и подкулачников.

Заключение