Крестьянский бунт в эпоху Сталина: Коллективизация и культура крестьянского сопротивления

Эти случаи свидетельствуют, что деревенские женщины были способны самостоятельно протестовать против политики советской власти, при поддержке своих мужей или без нее. Крестьянки проявили некоторую зачаточную степень организованности и политической осведомленности. В секретных документах ОГПУ содержится информация о том, что восстания женщин часто характеризовались высокой степенью организации и настойчивости, и приводится ряд случаев, когда женщины осуществляли патрулирование и выставляли посты, охраняя кулаков и их имущество^{916}. В пользу организованности женщин говорил также тот факт, что иногда протестующие крестьянки вооружались вилами, кольями, ножами и другими предметами^{917}. В некоторых случаях даже сообщалось, что мужчины активно пытались помешать действиям своих жен. Так, в поселке Новосредний Ставропольского края, населенном преимущественно баптистами, в конце 1929 г. вспыхнул бабий бунт, вызванный слухами о том, что готовится обобществление детей и все должны будут спать под 80-метровым одеялом. Когда от женщин соседней деревни пришла весть, что они забрали свой недавно обобществленный скот, большинство жительниц Новосреднего двинулись к зданию управления колхоза, многие с детьми на руках, и потребовали вернуть свой скот. В отчете местного партработника говорится, что представители колхозной администрации связались по телефону с райцентром и получили инструкции ни в коем случае не применять силу. Тогда они попытались поговорить с собравшимися 200 женщинами, однако этим только обозлили их. Кто-то крикнул: «А ну, бабоньки, за конями!», после чего женщины ворвались в стойла и забрали своих лошадей. Как сообщается в отчете, этому пытались воспрепятствовать многие их мужья, заявлявшие: «Я за тебя в ответе быть не хочу!» Вечером было созвано собрание членов колхоза, на котором мужчины не сказали ни слова, а женщины взяли на себя всю ответственность, добавив: «Не надо нам вашего колхоза!» Возможно, конечно, внешняя непричастность мужчин, о которой утверждали селяне, служила способом избежать более серьезных последствий; однако очевидно, что женщины были способны оказать протест и без участия мужчин^{918}. Схожим примером является случай массовых выступлений в одной из донских деревень после выхода мартовского постановления ЦИК о перегибах. Здесь женщины созвали собрание против колхоза, после чего ворвались в здание колхозного правления и арестовали председателя, которому плевали в глаза и угрожали побоями. В начале выступлений их мужья работали в поле, но, как только услышали о происходящем, вернулись в деревню и попытались успокоить женщин. Неизвестно, насколько они были при этом искренни, однако очевидно, что бунт подняли сами женщины^{919}.

Бабьи бунты были больше чем просто протестом женщин. Независимо от того, участвовали ли в них мужчины, они служили, пожалуй, главной формой активного протеста крестьянской культуры сопротивления в годы коллективизации. В противоположность представлению властей, они носили весьма продуманный характер, а значение женщин как организаторов и участников было в них главенствующим. Такие бунты являлись продолжением сценария, когда все крестьяне, не только женщины, играли свои роли на фоне деревенских декораций и в гриме стереотипных образов[90].

Бабьи бунты часто проходили по испытанному сценарию. Впереди шла толпа женщин с детьми, мужчины держались позади^{920}. Их присутствие могло быть как способом защиты — ведь в случае необходимости они могли прийти на помощь женщинам, — так и средством запугивания. Дети служили прикрытием и напоминанием местным партийцам о том, что они имеют дело с живыми людьми, которые нуждаются в гуманном отношении. Присутствие женщин должно было предотвратить насилие — или же, если до него все-таки доходило, — деполитизировать акт протеста против советской власти. Такой порядок шествия и распределение ролей являлись не столько плодом сознательного творчества в каждом конкретном случае, сколько частью народной культуры сопротивления, которая сложилась в деревне как средство противодействия власти^{921}.

Физически дистанцируясь от бунтов, деревенские мужчины тем самым держались и на безопасной политической дистанции от их возможных последствий. Все жители деревни понимали опасность, которой подвергнутся мужчины, уличенные в участии в восстаниях, и сформировали своего рода союз, направленный на их защиту. Так было в поселке Новосредний, где после бунта женщины взяли на себя всю ответственность за свои действия^{922}. В немецкой деревне Зонненталь Кропоткинского района на Северном Кавказе женщины «категорически запретили» своим мужчинам и близко подходить к толпе, заявив им: «Это наше бабье дело, вам нечего вмешиваться»^{923}. В ходе бунта в селе Карасукском мужчины сами выдвинули подобную идею: «Им за это ничего не будет, их не покарают»^{924}. На Нижней Волге крестьянки часто шли в «авангарде» бунта под предлогом, что «женщин не тронут»^{925}.