Помимо голода и других негативных факторов среди причин низкой трудовой дисциплины имелся также элемент сопротивления. Крестьяне пытались объяснить или оправдать свои действия несправедливостью нового порядка. Так, в апреле 1931 г. один крестьянин призывал товарищей по колхозу прекратить работу, поскольку коммунисты все равно отправят произведенное ими зерно за границу. В 1933 г. Екатерина Мольнева, отказывавшаяся работать и припрятавшая большое количество зерна, демонстративно заявила своим мучителям: «Лучше меня засудите, но нас вас, чертей, работать не пойду»{1007}
. В некоторых случаях прекращение работы было равносильно необъявленной забастовке. В 1930 г. в Крыму больше половины работников одного из колхозов отказывались выходить в поле, пока не будет возвращена их обобществленная собственность{1008}. Примерно в то же время крестьяне Россошанского округа Центрально-Черноземной области роптали на непродуманные меры по урегулированию имущественных вопросов, применявшиеся после «отступления коллективизации» в марте 1930 г. Они собрали сотни подписей под протестной петицией, отправили гонца в Москву и отказывались работать, пока вопрос не был урегулирован{1009}. В сентябре 1930 г. бригада колхоза из деревни Ахтуба Баландинского района на Нижней Волге объявила забастовку по причине невыплаты зарплаты обещанными промышленными товарами. Она предприняла неудачную попытку убедить присоединиться к ней другие бригады{1010}. Отовсюду поступали сообщения о крестьянах, требующих от властей определенных поощрений за работу{1011}. В трудовых выступлениях принимало активное участие женское население. В феврале 1931 г. женщины колхоза «Уплоновский» Ильинского района Западной области объявили забастовку, приостановив производство льна{1012}. В июне 1931 г. женщины приняли участие в серии необъявленных забастовок на Средней Волге. По данным ОГПУ, в этом регионе наблюдалась также массовая симуляция болезней среди женщин-колхозниц с целью уклонения от работы: 700 колхозниц обратились 4 июня 1931 г. в Сорочинский госпиталь с жалобами на недомогание. Медицинский персонал утверждал, что 96% женщин «были абсолютно здоровы»{1013}. В каждом из этих случаев в действиях колхозников отчетливо заметен элемент сопротивления, что свидетельствует о более сложных мотивах, лежавших в их основе.Свою роль в возникновении проблем с трудовой дисциплиной в первой половине 1930-х гг. играли и социально-экономические вопросы. Имеются подтверждения тому, что бедняки были менее дисциплинированы в работе, чем середняки. Соседи продолжали называть бедняков прогульщиками и лентяями, однако на их отношении к труду в большей степени сказались голод и нехватка материальных ресурсов. Результаты исследований деятельности колхозов показывают, что в отдельных частях Республики немцев Поволжья работали только середняки, в то время как бедняки жаловались на недостаток одежды и еды{1014}
. В 1930 и 1931 гг. голод наиболее сильно ударил по беднякам-колхозникам, имевшим в своем распоряжении гораздо меньше запасов, которыми можно воспользоваться в случае нужды, чем их более зажиточные соседи{1015}. Таким образом, вполне логично предположить, что и до голода 1932–1933 гг. проблемы с трудовой дисциплиной в гораздо большей степени были распространены именно среди бедняков, однако классовая принадлежность и голод не имели больше прямой взаимосвязи. На заре становления коллективных хозяйств бедняки сталкивались и с другими проблемами. В начале 1930-х гг. зафиксированы случаи, когда бедняков не допускали до руководящих должностей в колхозе, поручали им менее важные задания и даже чинили им препятствия при вступлении в колхоз по причине мизерности их возможного материального вклада{1016}.[101] Набирающая обороты дефицитная экономика, а также относительное самоустранение внешних сил от повседневной деятельности колхозов после 1930 г. сильно повлияли на появление (или возрождение) внутридеревенской вражды, вызванной имущественным неравенством. Эти трения вкупе с тяжелым экономическим положением многих бедняков способствовали низкой трудовой дисциплине.