Крестьянский бунт в эпоху Сталина: Коллективизация и культура крестьянского сопротивления

Даже в относительно мирное время крестьяне писали тонны жалоб. В середине 1920-х гг. «Крестьянская газета», например, ежемесячно получала 35 тыс. писем. В то время большинство жалоб касалось налоговых вопросов, земельной реформы, действий местных чиновников, бытовых проблем^{475}. С началом процесса коллективизации в своих письмах крестьяне молили о защите от беззакония и несправедливости. В период с конца 1929 до лета 1930 г. на имя Сталина пришло 50 тыс. крестьянских писем с жалобами. За это же время председатель ВЦИК Калинин, прозванный «всесоюзным старостой», получил около 85 тыс. писем^{476}. Крестьяне также обращались за юридическими консультациями в различные Дома крестьянина, полагая, что эти структуры заинтересованы в решении их проблем. В период со 2 февраля по 3 марта 1930 г. в Московский дом крестьянина поступило 2 113 жалоб, с 16 по 22 февраля — 1838, а с 11 по 17 марта — еще 1 535. Помимо письменных жалоб, ежедневно более 200 крестьян являлись лично, в основном с просьбами о помощи в связи с раскулачиванием^{477}. Прокурора РСФСР тоже завалили письмами: в феврале 1930 г. он получил 2 862, а в марте еще 5 287 жалоб. Прокурор заявил, что большинство жалоб касалось «перегибов и неправильностей». Он добавил с недовольством: «Трудно считать нормальным такие явления, когда крестьянин-середняк за много тысяч километров ездит в Москву с жалобой, которая с неменьшим успехом может и должна быть разрешена на месте и которую в большинстве случаев все равно, как указывалось, приходится отсылать местному прокурору». Но загвоздка состояла в том, что многие суды местного уровня отказывались рассматривать эти дела и бороться с «перегибами и неправильностями»^{478}.

Крестьяне также искали защиты у региональных властей от злоупотребления полномочиями со стороны местного чиновничества. Так, в первой половине 1930 г. в Сибири крестьяне послали 35 400 писем с жалобами на «несправедливое раскулачивание» в региональные партийные комитеты (из 28 700 проверенных писем 13 100 были признаны «обоснованными»^{479}). В период с января по июнь 1930 г. в Ивановской области к прокурору в день приходили в среднем 70 крестьян с петициями и поступало от 70 до 80 писем по почте^{480}. Нетрудно предположить, что то же самое происходило и в других регионах. Ясно также, что многие региональные и местные чиновники либо просто отказывали в рассмотрении жалоб, либо не могли ничего сделать из-за постоянных колебаний в радикальной политике центра весной 1930 г. В результате 5 апреля 1930 г. нарком юстиции Янсон издал указ о создании «специальных групп прокуроров и членов суда, уполномоченных принимать решения в наиболее неблагополучных регионах» по жалобам крестьян касательно раскулачивания^{481}.

Таким образом, некоторым подателям петиций повезло: их дела были пересмотрены и прекращены. Из 46 261 семьи, депортированных на север, 35 000 подали петиции в комиссии по рассмотрению жалоб; 10% из 23 000 семей, чьи дела действительно были рассмотрены, были признаны «раскулаченными неверно», а 12,3% случаев получили характеристику «сомнительных». Эти немногие счастливцы приходили домой порой с неизлечимой психологической травмой, как уже упоминавшийся Иван Булатов, и обычно не могли добиться возвращения экспроприированной у них собственности. Многие не смогли пережить следующего этапа раскулачивания^{482}.[52]