– Servus humillimus dominationis vestrae,[45]
– Шимун поклонился, засунул кошелек в карман и вышел с Петаром из комнаты, куда тотчас же вошла Ягица.– Слава богу, – вздохнул Гашо, – publico-politica[46]
закончились, теперь пойдут privatissima.[47] Теперь я твой, Ягица.И он поцеловал корчмарку.
Город был объят тишиной, все спало, и лишь каждый час слышался крик сторожа: «Хозяева и хозяйки, остерегайтесь пожара, сгребайте жар в очагах, чтоб кошка не разнесла искры на конце хвоста».
12
В день святого Якова, то есть 25 июля 1565 года, бан Петар Эрдеди созвал всех дворян на сабор в свободном славном городе Загребе. Дворяне как громом были поражены этой вестью. Теперь-то должна была разразиться буря. Прошел слух, что Тахи привез от короля важные письма, но содержание их было неизвестно. Люди в страхе гадали, что там; подчеркивалось, что именно Тахи привез письма, и люди нетвердые, преклонявшиеся только перед силой, стали качать головами.
Накануне дня святого Якова (было воскресенье) господин Амброз ехал из Брезовицы в Загреб. Недалеко от Королевского брода на Саве он встретил большой отряд туропольских дворян с саблями, шедший со знаменем по направлению к Загребу; впереди на конях ехали братья Яков и Блаж Погледичи из Куриловца. Увидав подбана, Блаж махнул рукой, и весь отряд стал кричать: «Vivat Ambrosi!»
Потом Блаж подъехал к экипажу Амброза и, поклонившись, сказал:
– Egregie domine! Все хорошо! Мы с вами! Завтра бан нам даст отчет.
Амброз поблагодарил, а Блаж вернулся к своему отряду, сказав, что его люди должны еще отдохнуть в ближнем селе, прежде чем переправиться через Саву.
Приехав в Загреб, подбан сразу отправился в дом господина Коньского у Каменных ворот. Там он нашел за столом целое общество: хозяйку Анку, госпожу Уршулу и трех ее зятьев.
Все встали, чтоб поздороваться с подбаном.
– Слава Иисусу! – сказал Амброз. – Вы, как вижу, навостряете языки к завтрашнему дню! И даже женщины, которые на саборе и голоса-то не имеют! Ну, что нового? Подсчитали ли вы наши голоса?
– Да, мужчины вот уже два дня как только этим и занимаются, – сказала Анка Коньская. – Эх, почему я не мужчина!
– Как же наши дела? – спросил Амброз, садясь на высокий стул.
– Хорошо, батюшка, – ответил с живостью Степко, – господин Вурнович привлек туропольцев, у них большинство голосов.
– Spectabilis domine,[48]
– сказал Коньский, – хоть я и надеюсь, что большинство будет на нашей стороне, но прошу вас не ходить завтра на сабор. Мы будем говорить вместо вас.Все ужаснулись, а подбан выпрямился и спросил с удивлением:
– Почему?
– Будут говорить о вас, – ответил порывисто Коньский, – прошу вас, не ходите.
– Что ты, свояк, с ума сошел? – крикнул в бешенстве Степко, ударив кулаком по столу. – Ты нам ничего об этом не сказал. Надо же заставить этих мерзавцев скинуть маску.
– А почему же бан может идти на сабор? Разве не он зачинщик насилия? – вставила горячо Уршула.
– Бан – глава сабора, – спокойно ответил Коньский. – Мы будем вас защищать, доложим вам все, domine Ambrosi! Но заклинаю вас, не ходите.
Подбан внимательно посмотрел на Коньского и, сделав знак рукой, сказал:
– Выйдите на минуту! Все, кроме Коньского.
Все вышли.
– Господин Коньский, – продолжал Амброз, – вы что-то знаете. Говорите!
– Вот в чем дело, – ответил хозяин дома. – Епископ Джюро Драшкович советует вам не ходить на сабор. У него на то веские причины. Может разразиться буря, может дойти до столкновения. Родина в опасности: сейчас все должны объединиться и быть готовыми к войне. Потому-то вас епископ и просит не ходить. Он мне не хотел говорить, но я предполагаю, что Тахи удалось склонить короля на свою сторону. Ради бога, не ходите!
Подбан немного подумал, потом спросил:
– А где епископ?
– Уехал в Тракощан, чтоб избежать бури, которая может разыграться на саборе.
– Позовите всех, – сказал подбан.
Коньский повиновался.
– Господа и братья, – обратился подбан к вошедшим, – я завтра на сабор не пойду.
– Боже мой! – воскликнула Уршула вне себя, схватив старика за руку. – Вы нас бросаете на произвол судьбы! Ради бога, не делайте этого.
– Батюшка! – закричал Степко, становясь на колени перед Амброзом. – Заклинаю вас сыновней любовью, не поступайте так, каждый волос вашей седой бороды стоит сотни их слов.
Но подбан поднял голову и сказал:
– Не пойду.
Тогда Коньский подбежал к нему и, поцеловав его руку, воскликнул:
– Благодарю вас, достойнейший муж. Я буду защищать вас до последнего вздоха. А вы подождите! Придет время, и все увидят, насколько благородна душа Амброза Грегорианца.