Крестьянское восстание

– Хорошо, скажем – о вечном! Ты знаешь, как он был хорош и добр, и я уверена, что ты никого в жизни больше не полюбишь…

– Никогда! – простонала девушка.

– Но если б твой милый, который смотрит на нас с небес, мог бы говорить, он сказал бы тебе: «Слушайся своей матери!»

– Что ты от меня хочешь? – И девушка широко открыла глаза.

– Чтобы ты принесла свою вечную любовь в жертву на алтарь возвышенный и благословенный, – проговорила госпожа Коньская, молча стоявшая за стулом Софии.

– Не понимаю.

– Ты должна выйти замуж, – сказала Анка кротким голосом.

– За кого? – спросила быстро девушка.

– За Гавро Тахи, – спокойно ответила Уршула.

– За Га… за сына кровопийцы и злодея? – Смертельно побледнев, София вскочила. – Да вы сошли с ума!

– Да, за сына Тахи, – решительно сказала Анка.

– Стать рабыней незнакомого, нелюбимого человека, чей отец – кровный враг моей семьи?

– Да, – сказала Анка.

– Никогда! Никогда! – И София замахала руками.

– А знаешь ли ты, сестра, – спросила Анка, – сколько бессонных ночей твоя мать проплакала из-за насилий Тахи?

– Знаю.

– А разве ты не хочешь, чтоб твоя мать снова весело смеялась и спокойно жила в своем имении и в своих владениях?

– Хочу, от всей души хочу!

– Хочешь ли ты, чтоб проклятое ярмо кровопийцы было сброшено с измученного народа, чтоб твои слезы высохли и чтобы тысячи матерей, жен, детей и стариков благословляли тебя? Хочешь ли, София?

– Хочу, – ответила удивленно девушка, – но как…

– Если ты выйдешь за Гавро Тахи, то старый кровопийца покинет эти края, вернет имение твоей матери и ты будешь жить у нее со своим мужем. От твоей жертвы зависит наше спасение.

С поникшей головой, тяжело дыша, не говоря ни слова, София стояла посреди комнаты.

– Ты колеблешься? Ты не веришь? – спросила Анка. – Хорошо… Сейчас увидишь.

Госпожа Коньская быстро отворила дверь в соседнюю комнату.

– Войдите, господа! – позвала она.

В комнату вошли Степко Грегорианец и Гашо Алапич.

– Кто вас посылает, благородный господин? – спросила Анка.

– Фране Тахи, – ответил горбун.

– Но какому делу?

– Объявить госпоже Уршуле, что Тахи вернет ей все имение за вознаграждение и покинет эти края, если София Хенинг выйдет замуж за молодого Гавро Тахи.

– Слышишь, сестра, – сказала Анка, – ты еще колеблешься?

– София, соглашайся! Ради матери! – прибавил Степко.

– София! Дочь моя! – воскликнула Уршула, взяв девушку за руку. – Неужели ты не любишь свою мать?

Девушка схватилась за сердце. Потупя взор, она закачала головой и, всплеснув руками, разразилась громким отчаянным плачем.

– Да, да, да! Вы мне ранили сердце, нате, вот оно, растопчите его! Я пойду за сына кровопийцы, я принесу себя в жертву ради несчастного народа! Берите меня! Убейте меня! Я пойду… но теперь отпустите меня! – И девушка в отчаянии бросилась к дверям.

Тут она столкнулась с входившей Мартой.

– Марта! Сестра! Родная! Уведи меня с собой, на воздух, уведи, ради бога… иначе я с ума сойду!

Сестры спустились в парк. Сквозь слезы, вздохи и причитания девушка все рассказала сестре, и Марта заплакала вместе с ней. Они дошли до того места, перед беседкой, где София в первый раз подала руку Миличу, где на ее губах впервые расцвела улыбка любви. Глубоко вздохнув, девушка положила голову на грудь Марты и сказала:

– Тогда день клонился к вечеру, и сейчас тоже уже начинает темнеть. Я стояла вот тут, а он там. Цвели цветы, пели птицы, нам улыбалось голубое небо. Он говорил, и каждое слово его падало мне в душу, как капля росы на алую розу. И он сжал мою руку. Ох, тогда словно небо раскрылось передо мной. А теперь? Теперь небо меркнет и цветы вянут; я стою на том же месте, но сердце мое сосет змея; меня продали, принесли в жертву. А… он? Ох, сестра, – зарыдала София, бросаясь на грудь Марте, – я его никогда больше не увижу… никогда.

Марта взяла руками голову сестры, поцеловала ее, и крупные слезы, как роса, закапали на золотые локоны Софии.

– Оправься, – вдруг шепнула Марта, – слышишь конский топот?

София оглянулась.

– Пойдем в замок, – сказала она.

– Посмотри, – проговорила Марта, – трое всадников слезают с коней. Как будто военные, приближаются сюда. Уйдем.

Сестры быстрыми шагами вернулись в замок, в комнату Уршулы, где господин Алания, старая Хенинг, Анка и Степко обсуждали брачный договор.

– Степко, – сказала Марта, входя, – какие-то воины идут сюда.

– Какие воины? – спросил Степко.

Но едва он успел проговорить эти слова, как в дверях показались три бородатых вооруженных человека, из которых один был одет, как ускок.

Все встали и с удивлением смотрели на них.

– Слава Исусу! – дрожащим голосом проговорил первый из вошедших – бледный, красивый мужчина.

София вздрогнула. Как громом пораженная, она шагнула вперед. Широко открыла глаза, кровь бросилась ей в лицо, она закачалась и задрожала мелкой дрожью.

– Кто вы? – строго спросил Степко.

– Томо Милич, – ответил незнакомец.

Все остолбенели.

– Милич! Ты… ты, – воскликнула София, вся преображаясь, – да, да, ты… ты! Ох, родной мой, ох, радость моя!