В Циркулярном распоряжении Саратовского губвоенкома А. Соколова и председателя губкомдезертир Старанникова за № 64 от 3 июля 1919 г. «О применении самых решительных мер для искоренения дезертирства» всем волостным исполкомам предписывалось «в кратчайший срок, ввиду переживаемого момента, принять самые решительные меры к искоренению дезертирства в уезде», для чего уездкомдезертир должны были получить от уездвоенкома все имеющиеся в наличности силы местного гарнизона. В каждом случае неоказания помощи следовало немедленно сообщать в губкомдезертир и губвоенком для принятия соответствующих мер. Циркуляр предписывал «производить беспощадно аресты укрывателей, обратив особое внимание на волостные власти, передавая последних немедленному суду за непринятие мер, халатность и обнаружение хотя бы единичного случая дезертирства». Уездкомпартии обязывались по требованию уездкомдезертира «оказывать содействие всеми имеющимися в наличии партийными силами для ведения соответствующей агитации и организационной работы. Вся ответственность “за не прекращение дезертирства, не говоря о его росте”, возлагалась персонально на председателя уездной комиссии по борьбе с дезертирством и уездного военного комиссара»{573}
.Таким образом, силовое решение проблемы дезертирства обеспечивалось соответствующими силовыми структурами — комиссиями по борьбе с дезертирством, губчека, внутренними войсками. Они поступали жестко, а столкнувшись с серьезным противодействием крестьян и «зеленых», нередко крайне жестоко. Например, 25 мая 1919 г. агитаторы Саратовского уисполкома Г. Саар и Н. Трусов сообщили в уисполком, что в селе Рыбушки Рыбушинской волости карательный отряд по борьбе с дезертирством под командованием Безбабного осуществлял массовые экзекуции населения: крестьян били плетьми, прикладами, расстреливали{574}
. В приведенном в сводке отдела военной цензуры Военно-Цензурного установления Республики извлечении из письма красноармейца, датированного 2 июля 1919 г., сообщались подробности подавления восстания «зеленых» в Балашовском уезде Саратовской губернии, в частности, в одном из его эпицентров — селе Малиновке: «Зажгли Малиновку. Мужчин всех сажали на штыки, детей бросали в воду»{575}. Источники сообщают о результативности подобных мер. Например, в сводке Политического управления РККА за 20 июня — 1 июля 1919 г. отмечалось, что в Казанской губернии «случаи расстрела дезертиров» оказали «сильное влияние на уменьшение дезертирства»{576}.В то же время, следует напомнить, что из всей массы задержанных в поволжских губерниях в 1919 г. дезертиров было предано суду 2233 человека (1,4%) и расстреляно за «злостное дезертирство» менее 10 человек (табл. 8 приложения 5). Объясняется данное противоречие тем, что случаи применения крайних мер, как правило, наблюдались в ходе подавления крестьянских восстаний. Именно тогда повстанцев-дезертиров, задержанных в ходе боя или после него, «по свежим следам», расстреливали на месте{577}
. Кроме того, расстрелу подлежали дезертиры, причастные к уголовным преступлениям: разбоям на дорогах, грабежам в своих и соседних селениях{578}. В остальных случаях необходимости в применении высшей меры наказания не было. Напомним, что большая часть дезертиров проходили в отчетности комдезов как дезертировавшие «по слабости воли». Лишь 10–15% относились к категории «злостных дезертиров» (табл. 10–11 приложения 5). Также следует помнить, что более половины дезертиров явилось в свои части добровольно (табл. 2 приложения 4). Но главная причина «малой крови», как уже указывалось, заключалась в масштабах явления. Нельзя было расстрелять и посадить за решетку десятки тысяч дезертиров! Поэтому расстрелы и тюрьмы были редкой и крайней мерой, исключением из правил.Более эффективным средством решения проблемы, как уже отмечалось, стали меры материального наказания семей дезертиров: штрафы, конфискация имущества и земельных наделов, принудительные работы и т. д. (табл. 12–13 приложения 5). Об этом говорилось в многочисленных выступлениях представителей заинтересованных органов на различных совещаниях, указывалось в служебной документации. Например, на проходивших в сентябре 1919 г. в Пензенской губернии съездах комиссий по борьбе с дезертирством заявлялось, что «конфискация имущества у дезертиров и наложение штрафов на укрывателей и семьи дезертиров» действуют гораздо сильнее, «чем применение силы оружия»; именно данные меры влекут за собой «последующую значительную добровольную явку дезертиров»{579}
.