Крестьянство России в Гражданской войне: к вопросу об истоках сталинизма

Особая комиссия ВЦИК по прибытии в Симбирск 2 апреля 1919 г. провела экстренное заседание Симбирского губисполкома, на котором рассмотрела вопрос «О сенгилеевских событиях». Принятое постановление предусматривало: 1) предать губревтрибуналу всех работников, против которых имеются обвинения; 2) делегировать в прибывшую комиссию ВЦИК члена губисолкома А. Измайлова^{430}. 6 апреля 1919 г. Особый ревтрибунал при комиссии ВЦИК рассмотрел дело ряда бывших руководящих работников Сенгилеевской милиции и ЧК, арестованных за несанкционированные расстрелы и избиения крестьян. Он приговорил к расстрелу начальника Сенгилеевской милиции Я.Ю. Блюма за то, что он, «обладая большою опытностью и сознательностью, не останавливал преступную работу своих товарищей и подчиненных ему лиц и сам в наибольшей мере участвовал в указанных выше преступлениях». Бывшие председатель Сенгилеевской ЧК Саблин и председатель местной организации РКП(б) Мач были приговорены 10 годам принудительных работ. Их не расстреляли в силу того, что Саблин — «старый рабочий», «по своей политической безграмотности не мог играть в ЧК руководящую роль и не мог понимать того вреда для революции, который наносился ей работой ЧК в Сенгилее», а Мач — «по своему юному возрасту и неопытности не мог учесть неизбежные контрреволюционные результаты своей работы»^{431}. 7 апреля 1919 г. три местных сотрудника были осуждены: один — на три года: двое — в рабочие батальоны для тыловых работ соответственно на 6 и 4 года^{432}.

О работе комиссии широко оповещалось население через средства массовой информации. Линия на превращение местных работников в главных виновников восстания была закреплена в выступлении Троцкого на объединенном заседании Самарского губисполкома, комитета РКП и представителей профсоюзов 6 апреля 1919 г. В нем председатель РВСР, в частности, отметил: «На верхах и на низах к советской власти прилипли элементы, глубоко чуждые коммунистической политике… Так, мне показывали в Казанской губернии документ относительно Сенгилеевского уезда, где крестьяне подвергались невероятным заущениям [ущемлениям прав. — В. К.] со стороны каких-то маленьких советских чиновников… И когда я эти документы прочитал… Я сказал, что будь я в вашем трибунале, я бы созвал крестьян Сенгилеевского уезда, вызвал бы, с одной стороны, тех подлейших агентов Колчака, которые их подбивали к разрушению ж/д., а с другой — вот этих, будто бы советских, прохвостов, которые, пользуясь именем советской власти, угнетали крестьян — и одним и тем же взводом красноармейцев расстрелял бы и тех и других»^{433}.

Однако тот же Троцкий в своем письме в ЦК РКП(б) «О нашей политике по отношению к крестьянству», датированном мартом 1919 г., указал, что причина «циничного (под видом классового) подхода к крестьянству» не только со стороны «новоиспеченных администраторов авантюристского типа», но и «совершенно искренних коммунистов» заключалась в том, что они «не верили в возможность более дружественной политики по отношению к крестьянству». Он сообщил, что объявленная VIII съездом партии линия на союз с середняком «может в известной постановке вызвать нежелательные явления и даже привести к некоторой деморализации в рядах партии». Например, многие местные коммунисты считали, «что это со стороны центра только уловка, пускание пыли в глаза и пр.». А «один из товарищей», видимо, симбирских работников, не соглашаясь с его доводами, упрекнул Троцкого «в неправильных предпосылках», поскольку середняк, как известно, был врагом власти, и поэтому «политика в отношении к нему должна сводиться к подачкам и подкупу и прочее». Именно в силу подобной позиции крестьянство рассматривалось многими местными работниками в качестве «непримиримого классового врага», и тем самым система «бессмысленных нередко расправ» получала свое идеологическое обоснование^{434}.

Из приведенного отрывка совершенно очевидно, что Троцкий признал факт враждебного отношения к основной массе крестьян значительного числа местных коммунистов. Почему же они «не верили в возможность более дружественной политики по отношению к крестьянству»? Думается, ответ очевиден — на протяжении всего 1918 г. власти на местах следовали проводимой сверху политике большевистского руководства на социальное расслоение деревни, в соответствии с которой лишь деревенская беднота рассматривалась в качестве социальной опоры советской власти. Все остальные категории крестьянства были зачислены во враждебный социализму кулацкий лагерь. Отсюда и соответствующее поведение властей по отношению к его представителям. Чего особо церемониться с саботажниками и потенциальными союзниками контрреволюции! Избранная установка на поиск «стрелочников» была правильной с точки зрения успокоения крестьянства, но она не соответствовала действительности, поскольку главную ответственность за крестьянские восстания несла все же центральная власть.