Каждый апрельский день властно приближал весну. Однако по ночам ртутный столбик редко превышал нулевую отметку. Четыре лютых военных зимы так крепко проморозили многоквартирные дома, что, как ни исхитрялся дед Горячих, дня три, а то и четыре до очередного подвоза скудного угольного лимита он обычно не дотягивал.
— Ну, соколики-тимуровцы, — скороговоркой командовал однорукий домоуправ Гордей Егорович, собрав вокруг себя ребят, — бегом врассыпную по квартирам! Уголек в котельную надо упаковать до сумерек! Иначе растащат. Так и объявляйте. Серега, распредели мелюзгу! Чтобы вежливо, но хватко! Понял? Леха! Отбери пацанов покрепче, пусть помогут деду Горячих носилки выволочь!.. А граждане лопатки пусть прихватить не забудут! А то картошечку сажать-собирать у всех время есть, а как до общего дела — поломка да забывки… Понеслись, родимые! Поскакали, орлята-чапаевцы!
Сергей сразу решил взять с собой Елену. Пусть знает, кто где живет, и отвыкает стесняться.
Сергей тайно ликовал, что прозвище Медуница воспринялось всеми как само собой разумеющееся, разнеслось и укрепилось во дворе за один-два дня.
В квартире на первом этаже, в подъезде, где жил Шашапал, обитало семейство Буроличевых, которое, по приметам Сергея, должно было находиться дома в полном составе.
По доброй воле Буроличевы на разгрузку угля никогда не выходили, но если их заставали и звали, шли покладисто, без препирательств. Про здоровяка Толю поговаривали, что он каким-то образом ухитрился скостить себе в метриках два года и посему наверняка не попадет на фронт. Глава семейства, квадратная Домна Самсоновна, служила завхозом в детской зубной поликлинике. Рая и Алевтина, учившиеся в седьмом и восьмом классах, обрели уже столь пышные формы, что в них то и дело влюблялись молодцеватые лейтенанты.
Дверь в квартиру, где жили Буроличевы, оказалась приоткрытой. Сергей решил рискнуть. Кивнув Елене, он быстро пересек темный коридор и постучал в дверь комнаты Буроличевых.
— Ну чего? — раздался в ответ томный голос Домны Самсоновны. Сергей резко потянул на себя дверь, увидел за столом все семейство, трудившееся над глубокими тарелками. Подавив аппетитнейший запах, Сергей на одном дыхании выпалил:
— Привезли уголь! Пожалуйста, захватите с собой лопаты!
Несмотря на страстность призыва, Буроличевы продолжали хладнокровно поглощать макароны с тушенкой.
Минута, показавшаяся Сергею мучительной вечностью, закончилась мычанием Толи, который, не отрываясь от тарелки, пообещал:
— Угу… Придем.
Обойдя еще три квартиры, Сергей объявил Медунице, что Евдокия Васильевна — самая подходящая кандидатура для ее дебюта.
— Запомнила, как сказать? — строго выспрашивал Сергей.
— Запомнила.
— Значит, три раза звонишь, а как только она открывает, сразу все говоришь и скатываешься с лестницы. Главное, не дать ей рта открыть. Вперед!
Как могла быстро, на неокрепших ногах своих вбежала Елена на два пролета вверх, позвонила и, едва клацнул замок, выговорила все залпом и громко. Без пауз и точек, но с восклицательным знаком на конце.
— Гордей Егорович требует, чтобы вы хватали лопату и спускались вниз на разгрузку угля. Иначе к вам будут применены суровые меры за регулярный саботаж!
Евдокия Васильевна охнула, застонала, завела было что-то надрывное о своем «каторжном радикулите», но Елена была уже рядом с Сергеем. Еще несколько секунд, и они вырвались на гомонящий двор.
Разгрузка уже началась. Уголь с машин сгружали, кроме двух шоферов, Огольчиха, Чапельник, Вероника Галактионовна и веселенький инвалид Алеша. Остальные взрослые, руководимые неукротимым Гордеем Егоровичем и дедом Горячих, сносили и везли уголь в котельную. Пять носилок и две тачки были сварганены сметливым истопником из бросовых железок и колес. Вокруг взрослых жужжала, бестолково носилась взад и вперед малышня.
Возле двери, ведущей в котельную, кого-то поджидали Щава и Конус, делая вид, что охраняют прислоненные к стене лопаты. Упиваясь производимым эффектом, Щава то и дело извлекал из голубой корзиночки казавшиеся кукольными чашечки, молочники, чайники и ложечки, крутил их перед носом сопящего от зависти Конуса, медоточиво журчал:
— …шильце да стамесочка в чутких руках любой запор-замочек укротят…
— А чего там, много еще? — свирепел от нетерпения Конус.
— Мы люди не гордые. Нам хватит, — ехидно улыбался Щава. — Курочка по зернышку клюет…
— Смотри, чего мы надыбали! — стукнул Сергея по плечу подскочивший Иг.
— Сгодятся, а? — подхватил Ник.
Сияющие близнецы, поставив на попа, развернули перед Сергеем, как штандарт, узкие, сплетенные из старых брезентовых полос носилки.
— Своя тара! Своя бригада! — выкрикнул Иг и тут же отбил заковыристую тарабушку.
— Сергей! Тебя Гордей Егорович обыскался! — схватив за рукав, потянул за собой Сергея взмыленный Шашапал.
— …ты мне, Евдокия, своими болячками голову не морочь! — внушал домоуправ Евдокии Васильевне, одновременно орудуя саперной лопатой, крепко зажатой в уцелевшей руке. — Вон, смотри! Не тебе чета, дамочки совершенно субтильной организации, а ворочают, как ломовики! По-стахановски! И заметь — без оговорок.