Крестики-нолики

Первое чудо произошло в декабре сорок первого… Ночью ему приснилось, как в дом входят немцы. Беззвучно. Сквозь стены. Восемь улыбчивых огромных немцев. Каждый такой громадный, что может спокойно погладить четырехметровый потолок в их выстуженной комнате. Стоит только поднять руку. Но немцы рук к потолку не поднимают. Молчат и улыбаются, разглядывая бабушку Сергея, укутанную в немыслимые одежды. Столь же забавной «капустой», наверное, видится немецким солдатам и Алена, которая от их неожиданного появления никак не может опомниться, снять варежки и запихнуть в чрево ненасытной голландки самую любимую куклу с закрывающимися глазами. На Алену напялены все ее теплые вещи, материнская кофта поверх зимнего пальто и бабушкина шаль из черных кружев. На куклу с закрывающимися глазами тоже водворен весь ее гардероб.

Насмотревшись на бабушку и Алену, любопытные немцы начинают разглядывать Сергея, лежащего возле голландки на высокой бабушкиной кровати. Сергей накрыт и подоткнут всеми одеялами, подушками, матрасами и чехлами, что еще остались в доме. А сверху и с боков… для утепления обложен газетами. Во всех газетах карикатуры на Гитлера, Геббельса, Геринга и Гиммлера. Гигантские немцы всматриваются в карикатуры на газетах, молчат и понимающе переглядываются. Мясистые губы их растягиваются и кривятся от усмешек. Но самое жуткое — громадные солдаты абсолютно не чувствуют холода. Все они в летней отутюженной форме. Им явно жарко. Потому что рукава закатаны до локтей. Правда, на головах не пилотки, а тяжелые каски с выпуклыми рожками и короткими белыми молниями. Вокруг голов бабушки, Алены и Сергея пар клубится. А перед громадными лицами немцев никакого пара. Как будто их обнимает ровное лето… Солдаты медленно обступают кровать Сергея. Замыкают бабушку и Алену со всех сторон. Перекрывают могучими торсами стены и потолок. Сергей пытается закричать, но губы его словно срослись…

На рассвете той ночи начался разгром немцев под Москвой…

* * *

Второе чудо приключилось, когда Сергей встал на костыли. Мир непомерно раздвинулся и вместе с тем оказался предельно доступным…

Третьим чудом явился День Победы. Сергей откровенно и жадно старался вобрать в себя каждый миг этого нескончаемого и страшно короткого дня. Дня, в котором время и пространство, утратив логику и последовательность, весело сходили с ума.

День Победы начался для Сергея в пять часов после полудня, среди кипящей восторгом толпы людей, раздвигавших Красную площадь для всего мира…

Народ все прибывал, но тесно не было. Отец крепко прижимал Сергея к себе, поддерживая за костыли сзади, и бессознательно улыбался.

В бликах майского солнца мелькали переполненные непомерным счастьем глаза, улыбки, лица.

Каждый нес радость. Могучий старик в бушлате и бескозырке плясал под гармошку.

Качали пунцового толстяка американца в желтых ботинках.

Несли на руках безрукого мальчишку в солдатской форме с двумя орденами Славы на груди.

Десятка два девчонок-ремесленниц, звонко хохоча, целовали обалдевшего усача-милиционера.

Схватившись за руки, кружились в импровизированном танце три смешных, курносых человека. А по головам, плечам и крепким рукам их носилась, прыгала крохотная обезьянка в зеленой юбочке…

Потом время перевернулось, перенеслось в раннее утро. Впервые за свои одиннадцать лет Сергей видел, как плачет самый добрый и любимый им человек. Его бабушка, родившая восемнадцать детей. Недавно бабушка перешагнула свой восемьдесят третий год жизни… Отпивая маленькими глотками чай с молоком, бабушка нежно гладила потрясенного Сергея по голове, беспомощно улыбалась. Из мудрых, отзывчивых глаз ее катились слезы. Бабушка аккуратно промокала глаза пахнущим ванилью платком и негромко приговаривала:

Видишь, до чего я дожила. Ты на ноги поднялся. И Победа пришла все-таки… Теперь запоминай меня, как самую счастливую…

Затем скорбь в голосе Левитана опустила Сергея в поздний вечер, за полтора десятка минут до главного в его жизни салюта.

— …вечная память героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей великой Родины…

А когда скорбь разжала когти, великодушный и сильный отец высоко поднял Сергея, понес навстречу величайшему из всех салютов.

Всколыхнуло исступленным пурпуром, разверзлось от мириада ракет черно-бархатное пространство.

Неистовая волна единого гимна душ подхватила Сергея, вознесла на могучем гребне своем навстречу парящей Победе!!!

* * *

Через день после вечера, когда Сергей впервые переступил порог театра, пятерка собралась в комнате у близнецов.

— У тебя что… зубы болят? — осторожно полюбопытствовал Шашапал, глядя на сумрачного друга.

В ответ Сергей опустил правую бровь так низко, что почти целиком закрыл ею глаз. Левую бровь, наоборот, неимоверно взметнул вверх.

Первой на метаморфозу лица Сергея среагировала Медуница. Вскочила, попятилась к стене.

Зато у Ига любопытство опередило испуг. Он даже придвинулся к Сергею.

— Зачем ты бровями крутишь?

— Заметил? — зловеще пробурчал Сергей.

— Может, хватит фикстулить? — наливаясь негодованием, решительно потребовал Ник.