Крестики # нолики

Мать моя, Антонина Павловна Ветрова, иногда бросает в сторону меня: "исчадие ада!" Я в курсе, я не спорю.. Но по вечерам, когда я уже в постели или еще нет, а просто слоняюсь по комнате с кружкой последнего за прошедший день кофе, Кир вываливает на меня через айфон весь спектр своей адской боли и мучений. Не стонет, не просит, не спрашивает "за что", но я чувствую все это сквозь тяжелые вздохи и гулкие слова. "Тим, а помнишь, как отец нас на рыбалку в первый раз повез?" я выдыхаю в трубку и просто говорю. "Помню, Кир. И твою первую рыбу помню. И как ты в меня лягушкой швырнул."— "Какой лягушкой? Не.., Тим. Это не со мной.. Мне нравятся лягушки. Я бы не стал.."

И я киваю в согласии натирая переносицу, чтобы не щипало в глазах. Он бы не стал. Но он пытается вспомнить, и я верю, что на это мгновение он забывает о своей яме.

Сегодня Кирилл ведет себя как обычно, как будто все эти трубки из его вен и куча анализов в пронумерованных строчках, плотные жалюзи на окнах -- крохотный жизненный промежуток, после которого все будет как раньше. Интересуется раскладом моих дел (как будто они у меня есть), приятелями (как будто мне не срать на отмороженного Лиса и на вечно гундосящего Игорька), и перед каждым моим уходом просит присмотреть за Данькой. Как будто у меня есть выбор..

Металлопластиковая дверь клиники сипло хлопает и мне даже не нужно оборачиваться, чтобы понять кого она выпустила. Семен подходит ко мне медленно и тяжело, будто столетний старик, тычет в бок бутылкой.

— Как просил, холодненькая.

Я перестаю массировать переносицу, молча обхватываю холодный пластик и сорвав крышку, жадно глотаю.

— Да.. Это еще тот Армагеддон.., — приятель залипает на мой идеальный профиль и делает несколько шагов вокруг.

Я знаю, что он сейчас пытается рассмотреть.. Попросту сравнивает меня и лежащего в палате Кирилла.. Разница очевидна.

— Слушай, а что за кордоном тоже ничего нельзя сделать? — В ее глазах читается осипший, почти немой вопрос, разлитый в светлую радужку кислотными пятнами.

Я бы мог ему рассказать про переписку предков со всеми лучшими клиниками Европы, хватило бы трёх часов.

— Да ты оптимист, приятель, — говорю безразлично, холодно, с насмешкой, от которой, я точно знаю, у Семена сводит чертовы клыки.

— Ну тогда пойдем, что ли?

— Идём. — Потерянно киваю и направляюсь в сторону аллейки, которая уже давно потеряла свою красоту, осыпавшись мятой листвой на чёрную, влажную от затянувшихся дождей землю.

А за аллейкой гоп стоп какой-то. Volkswagen Tiguan Connekt, — черненький, начищенный — все как полагается. Перекрыл выезд моему универсалу, и перец в костюмчике на бампере пристроился, по сторонам дышит, желваками играет. Вот-вот забрало упадет.

— В чем проблема, сердешный? — Начинает Семен, неудовлетворенный этой расписной картиной.

— Ребят, ваша? Ну какого? Вылезло, что-ли?! На асфальте номер нарисован. Это значит, что забито место!

— Это у кого вылезло? Отъезжай, давай. — Слуцкий смотрит вопросительно и настороженно, и сквозь нервное спокойствие просматривается та самая злая дворняга, не привыкшая доверять людям.

— Тормозни, Сеня. — Хватаю приятеля за локоть и мягко тяну на себя. — Сорян. Не заметили. В клинике трудитесь?

— Какая разница? В клинике, за клиникой? Я что, отчитываться должен перед каждым слепым папуасом?

Наверное, в моих глазах что-то отражается, раз Семя скалится — недобро, словно почуявшая кровь акула. А потом медленно, неумолимо, шаг за шагом начинает теснить этого вертухая с нашего бампера.

— Хватит болтать, мымра, — отъезжай!

Тот чует нехороший позыв, но еще петушится, наламывает что-то, угрожает, суетливо стреляя глазами. И я чувствую его слабость, сладкой негой щекочущей мои ноздри.

— Я десять минут тут сижу жду, теперь вам ждать! Ваша очередь!

Десять минут. Он просит десять минут. Вроде почти ничего, по меркам отпущенных живому человеку, вроде пустяк - душ принять, зубы почистить.. Да только в оскомине своей мягкой, вполне себе дружелюбной улыбки, которой я пользуюсь почти инертно, я уже мысленно фигачу злому дяде по роже полупустой пластиковой бутылкой. Вот, вот сейчас, даже распаляться не нужно. Но..

Всегда это «но». Во-первых, не интересно. Во вторых — не мой стиль.

Снова оттягиваю "пылящего" Семена и просто склоняюсь к его башке, как будто хочу что-то сказать и тот схватывает на лету. Просто нужно хорошо меня знать или не знать вовсе, но подчиняться. Доверять. Совсем немного.., но на должном уровне, как фанатику. И Слуцкий, бросив последний тяжёлый взгляд на шумного перца, отступает в сторону.

Я выдыхаю в сторону, завожу голову к небу, словно рассматриваю перистые облачка, хрущу позвонками, думаю, какой шикарный день, какой воздух. А затем с разворота в три больших резких шага рвусь к Tiguan. Запрыгиваю на капот, с удовлетворением ощущая, как гнется под моим весом железка. Сажусь в позу лотоса и наступает удивленная тишина.