Крестики-Нолики

— Ну что, совсем кукушку отшибло? — говорила она и до кучи ещё стучала себя ладонью по лбу — с таким звуком, точно это был не лоб, а задница.

Я перевернулась, бухнулась на бок и стала смотреть в окно.

— Или букварь в первом классе на самокрутки пустила, а, Ковальчик? — не унималась докторша с голосом Берц.

Я вскочила и догуляла до окна, чтоб убедиться, что вдохновение точно не прилетит ко мне снаружи.

А на улице по-прежнему стояла жара, как в преисподней. Там, где мостовая была покрыта не брусчаткой, а асфальтом, он плавился и вонял так, словно разлили какую-то химию. В воздухе дрожало марево. Дом напротив можно было бы принять за галлюцинацию, если бы я не знала, что он стоит там уже сто лет. Классный был дом. На крыше то ли надстроили ещё одно помещение — с маленьким балкончиком с перильцами, — чтобы ничего даже там не пропадало впустую, а можно было взять, да и сдать эту комнатушку каким-нибудь студентам с пустыми карманами. То ли так выглядел чердак, и всю эту конструкцию делали просто для красоты. Я вспомнила однажды, что в детстве читала книгу про чудилу, который придумал жить на таком чердаке; только враньё это было или чистая правда, я не знала. Мне часто хотелось взять да и залезть туда с кем-нибудь — наверное, это было бы здорово, особенно на закате, когда солнце цеплялось за все эти флюгеры и шпили на верхушках конических крыш. Они тогда сливались вместе, и, если смотреть прямо на солнце, то похожи были на силуэт одного большого замка с сотней башен. Залезть я бы залезла куда угодно, вопрос был в том, что в одинаре хотелось только лежать пузом вверх и представлять это. Да и зачем бы я одна попёрлась к этому балкончику? Закат я прекрасно видела и из своего окна, а показывать его оттуда надо было кому-то, в этом и была бы вся прелесть.

На окно села муха, и я треснула её свёрнутой в трубку тетрадкой, оставив след из крови, мушиных кишок и чего-то белого, похожего на гной. Тут же мне стало обидно донельзя: выходит, что ж — я могу использовать тетрадку только для того, чтоб размазывать ею по стеклу мушиные трупы?

Ладно, продолжим.

Главное, не дёргаться. В конце концов, докторша была не настолько дурно воспитана, чтоб задавать мне подобные вопросы — это было всего только гониво и ничего больше. Но это гониво, видать, решило взять меня на измор.

Несколько следующих часов я вставала, ложилась, ходила по расположению сначала от стены к стене, потом от окна к двери, и бубнила, как заведённая — будто от того, что конкретно я придумаю, зависела моя жизнь, не иначе. Мало того, будто если я придумаю полную херню, то тут же отброшу копыта в адских муках.

Рядом со мной, задрав вверх ноги, валялась Олдер. Имена у нас были не в чести, и потому она была просто Олдер. И теперь она изо всех сил делала вид, что ей ни черта не интересно, какого хрена я рассекаю туда-сюда. Хотя на самом деле ей было интересно с такой силой, что мне казалось, ещё чуть-чуть — и у неё из ушей повалит дым. С этим надо было что-то делать.

— Слушай, Олдер, — вдруг сказала я неожиданно для самой себя. — Ты не можешь придумать рифму на слово "обед"?

Почему именно обед, я не знала. Может, потому, что приближалось время очередной жратвы, и это оказалось первое, что пришло мне в голову. Собственно, это — мысли о жратве — и не покидало моей головы ни на минуту.

— Так что, теперь стихи? — тут же радостно спросила она.

— Какая разница? — подозрительно сказала я.

— Так да или нет? — Олдер пристала, как репей и не желала отцепляться, раз уж я первая завела разговор.

— Рифма на слово "обед" — и проваливай, — я сделала вид, что ощерилась.

Конечно, никуда она проваливать не собиралась, да мне это и не требовалось. Зато к вечеру как минимум половина роты будет знать, что я решила заделаться поэтом, — и вот это мне как раз было на руку, увидь меня кто с листочком и ручкой.

— Привет, — подумав, сказала она. — Конфет.

— Ещё, — потребовала я.

Как, чёрт дери, как начать письмо? "Уважаемая Адель"… Нет, не годится. Это прокатило бы, если б я посылала соболезнования дальней родственнице.

— Сто лет, — выкрикнула тем временем Олдер. — Ну, знаешь, типа "живи сто лет". А?

— Ещё, — задумчиво сказала я.

"Госпожа Адель"… "Госпожа доктор"… Так, ещё того лучше! Мне ведь, в самом деле, нужно не свидетельство о смерти — вот тогда можно было бы, конечно, написать "госпожа". Кроме того, почему, чёрт возьми, я должна писать "госпожа" не пойми кому, какой-то полукровке?! "Потому что тебя не учили быть невоспитанной бестактной стервой", — ехидно сказал некто внутри меня моим же голосом.

— Сонет, — простонала Олдер где-то совсем рядом.

— Что это ещё за херня?! — рявкнула я. — Что это за слово такое?

— Ну… по-моему, я его где-то слышала, — нерешительно сказала Олдер. Было ясно, что она понятия не имеет, что это за штука. — Не заводись.