Крестная мать - 2

Главного режиссера ТЮЗа Захарьяна народный суд Центрального района Придонска оправдал. Суд определил, что актриса Мария Полозова «была неуравновешенным, эмоциональным человеком, сделавшим неправильные, гипертрофированные выводы из требований режиссера-постановщика спектакля «Тайная любовь молодого барина», и поэтому покончила с собой». В адрес Михаила Анатольевича выносилось, правда, частное определение-намек, осуждающее его «творческие поиски, перехлестывающие этические нормы», но главная вина во всем случившемся легла на актера Александра Зайцева, «находившегося на сцене в легкой степени опьянения и преступившего грани дозволенного режиссером». Однако поступок Зайцева суд не квалифицировал как «заранее обдуманное и с какой-либо корыстной целью осуществленное действие»; показания свидетельниц Яны Корольковой и Екатерины Мухиной, утверждавших на предварительном следствии, что Зайцев якобы «выполнял заказ» в отношении Полозовой, на суде не подтвердились, сам Зайцев от своих прежних показаний отказался.

Учитывая эмоциональность самих заявителей — Зайцева, Корольковой и Мухиной, — их молодость и непростые, видно, отношения в театре, суд порекомендовал актерам «принести извинения своему наставнику, художественному руководителю театра, народному артисту России господину Захарьяну М.А. и впредь стремиться воздерживаться от подобных непродуманных, оскорбительных выпадов в адрес руководителя, отвлекающих судебные органы от более насущных дел в борьбе с преступностью…».

Заседание суда длилось часа три с половиной, не больше. Судья — строгая дама с громовым, хорошо поставленным голосом, в черной, непривычной еще судейской мантии, поняв, что Зайцев струсил и отказывается от прежних показаний на следствии в прокуратуре — решительно повела заседание к четкому финалу: Захарьяна оправдать. Обвинение, поддерживаемое прокурором, рассыпалось на глазах немногочисленных зрителей, в основном актеров. Адвокат Михаила Анатольевича, изумленный поведением Зайцева и одновременно обрадованный, теперь лишь посмеивался, удовлетворенно кивал лысой блескучей головой, а Яна с Катей — те просто открыли рты, да так и сидели, потрясенные, до конца судебного разбирательства. Такого финта они от Сани не ожидали. Ведь он сам подбивал их на этот шаг: защитить честь и достоинство Марийки, подать в суд на Захарьяна как на прямого виновника ее самоубийства, подкупившего его, Зайцева, позволившего ему совершить это гнусное действо на сцене, на глазах всего зрительного зала — почти насилие, половой акт. Он же сам об этом рассказывал в театре, говорил, что за «труды» получил через главного режиссера от спонсоров миллион рублей. Что же случилось? Почему он, Саня, так повел себя на суде? Почему отказался от своих показаний?

Шокированные, злые, Яна с Катей сразу же после суда на улице взяли Саню, что называется, в оборот — стыдили его, требовали объяснений. Девушки не выбирали выражений, кричали ему в лицо обидные слова, обвиняли Зайцева в подлости и трусости, со слезами на глазах говорили ему, что он и их поставил в дурацкое положение, что они из-за него превратились в лгуний, для которых якобы ничего святого уже нет. А ведь это не так. Они по-прежнему любят и ценят талант Марийки, в душе понимают и принимают сердцем ее протест, хотя и осуждают ее добровольный уход из жизни. Лучшей памятью о Марийке, конечно же, было бы осуждение Захарьяна, пусть даже условное, без лишения свободы, но все равно это было бы нравственно, это показало бы общественности города, что это за человек такой — Михаил Анатольевич Захарьян. Да и остановило бы его «творческие дерзания», положило бы конец этому «авангарду»-беспределу!.. Они же все трое горячо говорили об этом, хорошо поняли друг друга, решив противостоять моральному разложению коллектива. И если бы суд получил убедительные доказательства вины Захарьяна, Михаилу Анатольевичу пришлось бы уйти из театра — как руководителю, скомпрометировавшему саму идею искусства, обязанного нести людям вечное и доброе, как человеку, потерявшему моральное право возглавлять театральный коллектив, и тогда справедливость восторжествовала бы хотя бы частично и актеры-тюзовцы вздохнули бы свободнее. Но…