Крестная мать - 2

«А что, один раз живем», — подумал Тягунов, усевшись в мягкое кресло за широким полированным столом и хозяйским взглядом окинув строгое убранство кабинета. Кресло приятно-податливо охватило тело, расслабило и успокоило — все, мол, будет хорошо. Напряжение последних недель как-то само собой спало. Не хотелось сейчас думать о том, что несколько дней назад занимало его мысли. Жизнь резко и решительно переменилась. Сразу как-то пришло понимание, ощущение большой должности и новой ответственности: заместитель начальника УВД — это, конечно, не старший опер, пусть и по особо важным делам. Теперь бывшие коллеги оказались в его подчинении и он, Тягунов, получил право командовать, принимать судьбоносные решения, но ни на минуту не забывал и о том, кому обязан своей стремительной карьерой, что над ним по-прежнему могучая и, как оказалось, всесильная власть. И он добровольно и с желанием взялся служить этой власти. Что ж, в конце концов, он всего-навсего милиционер, пусть и старший офицер, его долг — способствовать исполнению законов, принятых властью. Во все времена стражи порядка были с властью заодно, являлись ее глазами и ушами, выполняли ее волю. Так было при коммунистах, так нужно вести себя и сейчас. А что делать? Жизнь есть жизнь, нужно к ней приспосабливаться. Пусть душа и совесть не всегда согласны с тем, что приходится делать рукам, но от этого несогласия никто еще в их милицейском ведомстве не умирал, а власть и люди, ее защищающие, всегда жили лучше «простых людей». Это надо понимать.

— Да, Вячеслав, живем один раз, — сказал Тягунов и потянулся к сигаретам. — Пусть историки да писатели, эти инженеры человеческих душ, разбираются, что к чему, что нравственно, а что безнравственно. Нам же с Татьяной жить надо. Капитализм так капитализм, хрен с ним, нужно теперь к нему прилаживаться, мы люди маленькие, никакой революции не делали и ничего в стране не меняли. Милиционерам положено преступников ловить, вот и будем этим заниматься, а общественный строй тут ни при чем. Милиция вне политики.

Покурив и окончательно успокоившись, Тягунов стал выдвигать ящики стола: нужно избавиться от старых и ненужных бумаг Кравчуна, протереть влажной тряпкой пыль — в этом кабинете начиналась новая жизнь.

…И вот они втроем — Татьяна, Тягунов и Изольда — стояли возле особняка и любовались им. Вчера вечером Аркадий Каменцев позвонил Татьяне, сказал, что документы на дом уже оформлены, она может осмотреть особняк, назвал адрес. Ключи он пришлет с шофером или приедет сам, часам к одиннадцати утра, не раньше — занят делами.

Белая крыша особняка сверкала на солнце, слепила. Вспыхивали в лучах яркого апрельского солнца и высокие, забранные ажурными решетками окна, приятно отсвечивали необычные литые ручки на металлической двери, полированные перила на каменном крыльце, фонари «под ретро», свисающие с козырька… Весь облик дома, тщательно продуманный архитектором, напоминал нечто старинное, забытое, барское. Не хватало у крыльца разве кареты с четверкой горячих лошадей да лакея в ливрее…

От соседнего особняка, где работала бетономешалка и возилась кучка заляпанных раствором рабочих, подошел невысокий мужчина в очках и куртке-штормовке с внимательным взглядом серых глаз, приветливо сказал Татьяне:

— Вы ведь Морозова, так?

— Да, Морозова, — отозвалась она. — А вы?

— Шипунов. Прокурор области. Соседями будем, так мне Аркадий Вадимович сказал.

— Ну, если сказал… — Татьяна глянула на молчаливо стоящего Тягунова. — Ключей вот нет пока, в окна заглядываем да крышей любуемся.

Шипунов улыбнулся, сказал со значением:

— Ключи от новой жизни, правильно я понимаю?

— Выходит, так, от новой, — не стала спорить Татьяна. — А вы, простите, не знаю вашего имени-отчества, уже начали ее здесь? Особняк ваш выглядит обжитым, занавески даже на окнах есть.

— Да, я уже переселился. — Шипунов раскинул руки, довольно оглядел местность. Поле питомника, занимающее гектаров тридцать, практически все было в новостройках и робкой еще апрельской зелени. — Знаете, Татьяна Николаевна, я лично очень доволен, что вырвался из своей «хрущевки». Духота, панели, шаги над головой, музыка за стенами, вечно грязный подъезд, разбитые и даже сожженные почтовые ящики… Надоело!.. Да, а зовут меня Александр Николаевич, простите, заговорился!.. Вячеслав Егорович, надеюсь, знает меня? Я-то, разумеется, в курсе ваших дел. Наворотил этот дезертир…

— Конечно, знаю. — Тягунов, пришедший сюда в форме, невольно вытянулся перед областным прокурором. Переменил тему разговора: — А вы что с раствором возитесь, Александр Николаевич? Вроде бы все у вас уже позади.

— Дорожки заливаем, — охотно объяснил Шипунов. — Ограду будем сегодня ставить, столбы… Я ведь отпуск даже взял на пару недель, поработаю… Освоитесь — приходите в гости, мы с женой будем рады вас видеть. Жена у меня гостеприимная женщина. Жить мы тут с Антониной Дмитриевной собираемся долго, и хотелось бы сразу с соседями подружиться. А это во многом зависит от наших женщин. Так, Татьяна Николаевна? Когда нам визит нанесете?

Татьяна вежливо улыбнулась.