Крестная мать

– Когда непоправимое случилось, надо подумать о живых. – Он был немногословен, но ему и так уже казалось, что он говорит слишком много.

Нэнси протянула гостю деревянный поднос, расписанный красными и голубыми узорами, с чашкой ароматного кофе.

– В общем, – сказал Хосе, размешивая сахар в чашке, – дон Франческо хотел бы позаботиться о ваших детях. – Он глотнул кофе и ласково посмотрел на Нэнси. – Спасибо, кофе в самый раз – горячий, крепкий и сладкий.

– Как? – Аддолората не понимала, что именно богатый покровитель собирается сделать для Нэнси и Сэла.

– Пока что он просил передать вам это. – Хосе вынул из кармана и положил на стол конверт с деньгами.

Конверт белел на столе, как спасительный остров в океане, когда корабль терпит крушение. Аддолората прекрасно понимала, как трудно им будет жить без кормильца, и уже собиралась принять это первое проявление участия, хотя оно и поступило из сомнительного источника. Но Нэнси опередила ее, она протянула руку, положила свою маленькую ладонь на конверт, затем подвинула его к Хосе.

– Нам ничего не надо. Спасибо.

Хосе вопросительно посмотрел на Аддолорату, чтобы понять, одобряет ли она поведение дочери.

– Да, она права. Нам ничего не нужно, – подтвердила женщина, поднимаясь и давая тем самым понять, что гостю пора уходить.

Хосе покачал головой в знак прощания и улыбнулся, его растрогала непримиримость девочки, по-видимому, она решала здесь за всех, она приняла на себя ответственность за семью.

– Тебя зовут Нэнси, правда? – спросил Хосе.

– Нэнси.

– Послушай, Нэнси. Какие бы у тебя ни возникли трудности, обращайся ко мне. Я всегда в своем спортивном зале. – Он протянул ей визитную карточку. – Спортивный зал. Запомни. Доминичи. На Бродвее все знают. – Великан взял конверт, положил во внутренний карман куртки, встал, попрощался и направился к выходу.

– У каждого в жизни бывает момент, когда нужен друг. В такой момент можешь на меня рассчитывать.

Аддолората закрыла дверь за улыбающимся гостем и, рассерженная, повернулась к дочери.

– Что ты вздумала? – зло спросила она. – У нас считанные гроши, слезы на глазах не высыхают, а ты отказалась от помощи, которая, к твоему сведению, нам полагается.

Сэл встал рядом с Нэнси, выражая тем самым свою солидарность с сестрой. Нэнси почувствовала себя униженной и, расстроенная, опустила голову. Она думала, что выразила волю матери, оказывается, это не так.

– Папа не захотел бы, чтобы мы имели дело с такими людьми, – оправдывалась она.

– Что ты знаешь о людях?! Ты – девчонка, ты ничего еще не понимаешь, – Аддолората вздохнула, словно всхлипнула. – Ты подумала, что, кроме этих денег – платы за гибель отца, у нас ничего нет?

– У нас есть дядя Тони, – возразила Нэнси. – Он наш крестный, он поможет нам.

Материнская рука тяжело и сухо, словно горсть камней, обрушилась на лицо дочери. Нэнси все так же непроницаемо смотрела на мать, только на щеке ее огненно отпечатался след материнской ладони. Аддолората ожидала бурной сцены, криков и слез дочери, но Нэнси даже не пошевелилась, и тогда сама Аддолората разрыдалась.

Она упала в кресло – слезы струились по ее лицу.

Сэл подошел к матери и обнял ее, Нэнси приблизилась к креслу. Оба понимали, что мать в отчаянии от горя, и ее плач взывал к их прощению. Никогда раньше Аддолората не поднимала на детей руку.

– Все хорошо, мама, – успокаивала Нэнси, прижимаясь к ней.

– Отдохни немного, успокойся, – уговаривал сын.

Мать подняла прекрасное даже в горе лицо.

– Будем жить, крепко держась за руки. – Она поцеловала детей. – Но запомните оба то, что я сейчас скажу. Никогда больше не произносите имени вашего крестного. Тони Кроче не существует. Его никогда не было. Мы сумеем справиться сами. Все будет хорошо. – Материнские слова звучали непререкаемо, словно клятва, и дети так их и восприняли.

Нэнси и Сэл любили мать и признавали за ней право решать за них. Они не задали ни одного вопроса.

Глава 10

Серебристый «Шевроле» подкатил к тротуару и остановился перед светящейся вывеской «Вики клаб». Подобострастная улыбка швейцара, адресованная гостю, выходившему из лимузина, повисла в воздухе, словно флаг. Швейцар узнал Альберта Кинничи и его свиту. После того что случилось у отеля «Плаза», никто не ожидал увидеть в таком оживленном месте людей семьи Кинничи.

И меньше всех самого Бриллианта Ала. По правилам игры все совершеннолетние мужчины обеих семей должны были скрываться в тайных убежищах. Кровопролитие у отеля «Плаза» было равносильно объявлению войны. Было уже за полночь, неожиданно гроза разразилась над городом. Швейцар услужливо раскрыл над Альбертом Кинничи зонт, по спине у него пробежали мурашки, он подумал о бесславной кончине своего коллеги из «Плазы». Теперь может наступить и его черед.