Крестные дети

— Неплохая идея, мама. Ты хотя бы представляешь себе, сколько там стоит обучение? Чтобы поехать туда, нужно быть миллионером. Большинство американцев не может позволить себе этого, а живут они гораздо лучше нас.

— Думаю, у меня хватит денег, — спокойно ответила мать. — Я всегда жила очень скромно, поэтому мне удавалось откладывать немного на черный день. Я открыла специальный счет на твое имя, и мне кажется, ты будешь удивлен… — Она назвала цифру, и у Стюарта отвисла челюсть.

— Просто поразительно, сколько остается денег, если покупать овощи на рынке, не пить и не курить, — последние слова она произнесла с особым выражением. Джин почувствовала запах табачного дыма, исходивший от Стюарта.

— Мама, я никогда не смогу воспользоваться этими деньгами. Это все твои сбережения.

— Вовсе нет. Это твои сбережения. Счет открыт на твое имя. Я откладывала деньги, чтобы подарить их тебе в день, когда ты женишься, но если тебе хочется потратить их на бизнес-школу — что мне нравится гораздо больше — так тому и быть.

Глава 12. Ноябрь 1979 года

Сэффрон приняла дозу и, ложась спать, поклялась себе завтра же бросить наркотики и найти работу. Она жила в квартире на третьем этаже на Гледхау-гарденс. «Я продержусь с понедельника до пятницы, — сказала она, глядя на себя в зеркало, — и больше никогда не прикоснусь к этой дряни. Теперь если я и буду что-нибудь пробовать, то только по выходным. Ни за что — ни за что — я не нарушу этой клятвы».

За последние пять месяцев, что она провела в Южном Кенсингтоне, Сэффрон уже не раз произносила подобные клятвы. Но жизнь в Гледхау-гарденс не оставляла ей шанса — сдержать обещание было практически невозможно. Каждый день она просыпалась в апатии от ночного «Могадона» или пары сигарет с героином, которые были необходимы, чтобы успокоиться после дозы кокаина. Никто не вставал раньше полудня; проснувшись, соседи Сэффрон — Перегрин, Руперт и Сим — выползали на кухню, варили кофе и вяло спорили, кому идти за молоком. К ним беспрерывно заглядывали гости, желавшие купить у ребят наркотики, поэтому весь день домофон не умолкал ни на минуту. Сэффрон всегда думала, что этим ее новое жилище радикально отличалось от «Касбаха», марокканского ресторана в Полцитс, который окончательно разорился к концу лета.

С Перегрином она познакомилась в свою первую ночь в Лондоне. Он пригласил Сэффрон в «Посольство» — ночной клуб на Албемарль-стрит, — где ее сразу же заворожили хром, черная кожа, атмосфера, длинный бар, музыка и изысканные манеры Перегрина и его друзей, рядом с которыми старые приятели из Полцита казались недалекими деревенщинами.

Она сразу же переехала на Гледхау-гарденс, считая себя девушкой Перри, хотя сексом ей приходилось заниматься со всеми тремя. Каждый вечер они ездили к реке, в паб «Полевая мышь» на Мильман-стрит, где всегда ошивались торговцы, и мальчики занимались делом.

Очень скоро Сэффрон стала частью сообщества Гледхау-гарденс. Красота помогла ей в этом. По ночам они часто ездили в «Посольство», тогда Сэффрон надевала самые обтягивающие платья ярко-красного, оранжевого или бирюзового цвета, а сверху — старую кожаную куртку Перри. После шести дорожек кокаина она могла танцевать, не уходя с площадки, до четырех утра. Ее возбуждали музыка («Пора веселиться… Вперед!»), порошок и волшебная жизнь Лондона.

Сэффрон прожила с Перегрином уже полгода, но практически ничего не знала о нем. Скорее всего, он был богат — ведь у него была своя квартира и он никогда не работал (если не считать мелких сделок с наркотиками). Родители Перри жили, кажется, где-то в Бекингемшире, но он редко ездил к ним в гости, а когда уезжал из города, не брал Сэффрон с собой. На вид ему было около тридцати, но Сэффрон никогда не спрашивала его о возрасте. Каким-то странным образом повседневные потребности наркомана — поиски наркотика, ритуал вдыхания героина с фольги и постепенное чувство удовлетворения, которое он приносил, — занимали практически все время, и у нее не оставалось никаких вопросов.

Ее знакомство с миром наркотиков в какой-то момент стало неизбежным — кокаин и героин были неотъемлемыми элементами культуры, к которой она отныне принадлежала, здесь они играли такую же роль, как «Сан-Миг» для Чарли Крифа, переехавшего в Гонконг.

В любом случае, Сэффрон не надо было долго уговаривать. Еще живя в Полците, она регулярно курила травку, сидя на пляже и скручивая сигареты под шум прибоя. Мгновенный успокаивающий эффект сильных наркотиков стал для нее настоящей находкой. Всего одна затяжка героина — и все неприятности улетучивались вместе с белым дымком.