Крестный отец

Ища способа уцелеть под беспощадной пятой самовластья, истерзанные люди научились никогда не показывать обиду или гнев. Никогда не произносить слова угрозы, поскольку в ответ на угрозу, опережая ее исполнение, тотчас последует кара. Не забывать, что общество — твой враг и, если ты хочешь сквитаться с ним за несправедливость, нужно идти к тайным повстанцам, к мафии. Это мафия, набирая силу, ввела на Сицилии omerta — круговую поруку, закон, повелевающий хранить молчание. В сельской местности прохожего или проезжего, который спросит дорогу до ближайшего городка, попросту не удостоят ответом. Для члена мафии величайшее из преступлений — сказать полиции, например, кто в него стрелял. Или нанес ему увечье. Omerta сделалась для людей религией. Женщина, у которой убили мужа, не назовет полицейскому имя убийцы, имя того, кто истязал ее ребенка, изнасиловал ее дочь. Люди знали, что от властей справедливости не дождешься, — и шли за нею к заступнице-мафии.

В известной мере мафия по сей день продолжала исполнять эту роль. Чуть что, люди обращались к местному capo-mafioso. Он был для жителей округи своего рода голова, радетель за общество, добродей — и на работу пристроит, и хлеба даст, когда в доме нечего есть.

Однако доктор Таза не заикнулся о том — Майкл узнал это постепенно сам, — что с годами мафия на Сицилии сделалась инструментом в руках богатых и в определенном смысле — тайным оплотом существующей политической системы. Она выродилась в придаток капитализма — антикоммунистический, антилиберальный придаток, самостийно облагающий данью всякий, пусть даже самый малый, вид делового предпринимательства.

Впервые понял Майкл Корлеоне, почему люди такого склада, как его отец, предпочитали становиться ворами, убийцами, но не законопослушными обывателями. Страх, бесправие, нищета были слишком ужасны, независимые натуры отказывались принимать то, что им предлагало общество. Бесчеловечность законной власти представлялась им неоспоримой, и, попадая в Америку, сицилийцы зачастую не изменяли этому убеждению…

Доктор Таза, совершая еженедельные вылазки в палермский bordello, звал Майкла с собой, но Майкл отказывался. Поспешное бегство из Нью-Йорка помешало ему серьезно заняться сломанной челюстью, он до сих пор носил на левой стороне лица память о капитане Макклоски. Кости срослись неправильно, отчего профиль — если глядеть слева — приобрел несколько разбойные очертания. Майкл всегда придавал значение своей внешности, но не думал, что этот физический изъян сможет так сильно портить ему настроение. К боли, которая то усиливалась, то проходила, он относился совершенно спокойно — просто глотал болеутоляющие таблетки, которыми его снабжал доктор Таза. Доктор предлагал и свои услуги по части лечения, но Майкл их отверг. Он успел убедиться за эти месяцы, что хуже врача, чем Таза, наверное, нет на всей Сицилии. Доктор Таза был готов читать что угодно, кроме книг по медицине, — они, по собственному его признанию, были выше его разуменья. Только содействие самого влиятельного из главарей сицилийской мафии, который специально ездил в Палермо договариваться с педагогами насчет оценок, которые следует поставить Тазе, помогло ему в свое время сдать экзамены и получить диплом врача. Лишний пример того, сколь вредоносен был для общества паразитирующий на нем мафиозный придаток. Пригодность или непригодность в расчет не принимались. Способности, прилежание не имели значения. Крестный отец-мафиозо преподносил тебе профессию в виде подарка…

Времени для размышлений Майклу хватало. Днем, неизменно в сопровождении двух пастухов из поместья, подведомственного дону Томмазино, он совершал прогулки по окрестностям. Мафия часто вербовала наемных убийц из числа местных пастухов, и они брались за эту работу, потому что просто не было других способов добыть себе пропитание. Майкл размышлял об организации, созданной его отцом. Если она и дальше будет действовать успешно, то, разрастаясь подобно раковой опухоли, произведет в стране опустошение, какое уже совершилось на этом острове. Сицилия стала царством теней: мужчины разбегались во все края земли в поисках заработка на кусок хлеба либо просто спасаясь от расправы за то, что попробовали воспользоваться экономическими и политическими свободами, предоставленными законом.