Крестом и булатом. Атака

— Я обнаружил две. Здесь и здесь...

— Придется минировать, — решил Рокотов.

— Угу, — Никита потер глаза. — Вот, в принципе, и все... Где заложники, мы знаем.

— Тогда в чем дело? — Туманишвили положил «Винторез» на колени и привстал.

— Сиди! — жестко отреагировал Влад. — В психическую атаку ты сходить успеешь. Сначала надо подготовить засады. Нас — шестнадцать, а чучмеков не меньше полусотни.

— Больше, — проворчал Янут. — Каждый дом — это минимум два ствола. Сюда еще подростков добавьте. Человек сто двадцать наберется.

— Еще лучше! Восемь к одному, и все не в нашу пользу, — буркнул Рокотов. — Так что думать, думать и думать, как завещал Ильич... Никитой, давай так. Бери Кузьмича, Лешу и Мишу, и дуйте на окончательную рекогносцировку. Мне надо, чтобы командиры групп досконально изучили местность. А мы с Виталиком пока займемся сюрпризами на тропинках. Благо до вечера время есть...

* * *

Резван Гареев остановил свой вишневый «Lincoln Navigator» в пятистах метрах от блокпоста на границе с Ингушетией, выбрался, на шоссе и застыл, расставив ноги на ширину плеч и заложив за спину руки.

Бояться тут некого.

Все схвачено, за все уплачено.

Ежемесячно по этой дороге в сторону Магаса проходит три или четыре каравана с топливом, набодяженном в цехах на юге Чечни. И все довольны. Ингуши радуются дешевой солярке, жители родного аула получают стопроцентную прибыль от перепродажи горючего, офицеры на блокпостах имеют по паре сотен баксов с каждой пропущенной без досмотра машины.

Если Резван захочет, то сможет переправить в Россию хоть батальон боевиков. Конечно, в этом случае двумястами долларами не обойдешься.

Но вопрос решаемый.

От серых бетонных надолбов, окружавших блок пост, отъехала синяя «шестерка» замначальника отряда ОМОН по воспитательной работе и направилась в сторону Гареева.

Подполковник был первостатейной сволочью, готовой за пачку крупных купюр подставить под пули всех своих сослуживцев. Бывший парторг горотдела милиции, перекрасившийся в истового демократа и ревнителя гражданских свобод. Резван знал о его делишках от родственника, проживавшего в одном городке с подполковником. Тот и дома не брезговал взятками, освобождал из камер задержанных под предлогом процессуальных нарушений оперов.

Вернее, успевал получать взятки чуть раньше самих оперов, также не чуждых товарно денежным отношениям.

Как и повсюду на Руси...

Подполковник приехал вместе с мордатым сержантом и сначала опасливо осмотрелся по сторонам, только потом вылез из машины. Сержант двигатель не глушил, сидел прямо и напряженно смотрел перед собой.

Гареев презрительно улыбнулся.

— Что на этот раз? — милиционер суетливо вытер пот со лба.

— Четыре машины, — Резван протянул конверт. — Дизтопливо. По таксе.

— Со следующего месяца сумма возрастает, — подполковник трагично покачал головой.

— Почему?

— Меняется отряд, новые всегда больше просят...

— А ты что, не уезжаешь?

— Пока остаюсь, — толстяк переступил с ноги на ногу. — Мне командировку на месяц продлили... Так что с деньгами?

— Решим, — Гареев повернулся к продажному менту спиной и залез в джип.

Взвыл мотор «жигулей», и синяя машина развернулась на середине шоссе.

Резван опустил стекло на двери своей машины, закурил и махнул рукой сидящему за рулем Лёме Беноеву:

— Поехали. Этот шакал снова денег хочет. Все ему мало...

— Будешь платить?

— Подумаю... Давай домой. Сегодня надо еще с русаками разобраться. Лечи сказал, что они себя ведут как то не так.

— Сдернуть решили? — хохотнул Беноев.

— Шайтан их знает! — Гареев стряхнул пепел.

— Лечи обкуриться мог. Вот и показалось, — Лёма сморщил тонкий нос. — Вчера он вообще еле на ногах держался.

— Посмотрим, — Гареев откинул спинку кресла и расслабленно прикрыл глаза. — Лечи, конечно, дурак, но последить за русаками не помешает. Вдруг ему не показалось...

В ответ Беноев только пожал плечами. Молокососа Атгиреева он не любил, считал абсолютным дегенератом, но Резван отчего то не гнал Лечи подальше, а даже по своему привечал.

Значит, у Гареева были какие то виды на молодого придурка.

Может, хотел сделать из него подрывника самоубийцу, может, что еще...

Лёме стало скучно думать об Атгирееве, он широко зевнул и сосредоточился на управлении мощным внедорожником.

* * *

— Вот я тебе и говорю, — Гоблин потряс перед носом Юрия Нерсесова огромным кулаком. — Поймаю Вторичного — прибью...

Юра мягко отвел от своего лица кулак перевозбужденного Чернова и дописал на смятом листке бумаги финальную фразу статьи под названием «Воспитание ненависти», которую он намеревался отдать в национал большевистскую газету «Смерч». Свои материалы журналист патриот всегда творил от руки, ибо, как выражался склонный к метафорам главный редактор «Нового Петербурга» Леша Андреев, Нерсесов являлся «странной формой жизни, имеющей запутанные отношения с современной печатной техникой».

— Димон, ты смотри, махнешь своей грабкой[4] как нибудь неудачно — и кранты моим очкам, — сказал Юра. — А заодно и мне.