Крестом и стволом

Эта осень была достаточно теплой, даже листва на деревьях еще не спешила расстаться с ветками, лишь кое-где устилая землю желтым, шуршащим под ногами ковром. Впрочем, теперь, к вечеру, посвежело, и отец Василий остался доволен тем, что надел под рясу теплую безрукавку.

– Садитесь, батюшка, – кивнул Ковалев и достал из стоящего под столом ящика две бутылочки пива. – Будете?

– Можно, – согласился священник и принял протянутую бутылку. Уже стемнело, но света от расположенной неподалеку шашлычной вполне хватало, чтобы видеть мимику Ковалева.

– Вот смотрю я на вас, батюшка, и думаю, – продолжил Ковалев. – Умнейший ведь мужик, все при вас, а в мире с людьми жить не умеете.

Священник наклонил голову, но возражать не стал.

– Почему вы все видите в черном свете? – патетически воздел руки главный милиционер города. – Зачем вы во всем ищете заговор или злой умысел? Почему думаете, что вокруг вас не осталось простых, порядочных людей?

– Есть и порядочные, – не согласился священник.

– Если судить по вашему поведению, – усмехнулся Ковалев, – то порядочных не осталось. Разве не ясно, что не было у моих ребят никакого намерения убить Тохтарова? Тем более что еще ничего не доказано, его могли убить и арестованные.

– Оставьте мертвых в покое, Павел Александрович, – попросил священник. – Ближе к делу.

– Вот и я о том же! – воскликнул Ковалев. – Давайте мы оба оставим мертвых в покое! Давайте! Прямо с сегодняшнего дня! Хватит сведения счетов! Хватит ковыряния в грязном белье! Хватит видеть во всем только дьявольские козни плохих ментов! Неужели мы не сможем договориться? Ведь в одном городе живем, одних и тех же людей спасаем!

Священник вздохнул. Насчет того, что они одних и тех же людей спасают, было сказано сильно.

– О чем вы хотите договориться? – спросил он милиционера.

– Да хотя бы о том, что вы не будете заниматься политической деятельностью, – Ковалев в сердцах стукнул о пластиковый стол бутылкой.

– Извините?

– Я об этом вашем комитете! Сколотили, понимаешь ли, из бандитской родни комитет и мешают работать!

– Я не создавал этого комитета, – покачал головой священник. – И не я регулирую его деятельность. А что до их требований, то я безусловно нахожу их справедливыми. Людей можно приводить в ваше ведомство только по закону, и никак иначе.

– А кто вам сказал, что было иначе?! – возмутился Ковалев. – Да я, если хотите знать, с этими козлами каждую закорючку в законе вынужден соблюдать! Иначе меня ихние адвокаты просто сожрут!

– Ну, со мной вы не шибко церемонились, – улыбнулся отец Василий. – Прицепили наручниками к батарее…

– За это я уже извинялся, – прервал его Ковалев. – Пшенкина тоже наказал. Чего вам еще надо?! На колени упасть?! Не дождетесь! Я вам не старушка набожная! Не привык, знаете ли, прогибаться… Ни перед кем!

Он залихватски опрокинул в рот бутылку, и отец Василий почувствовал, как жарко разгорелось его лицо, а кисти начали почти непроизвольно сжиматься и разжиматься.

– Ну, положим, Парфену вы в баньке спинку терли, – не удержавшись, ухмыльнулся отец Василий и тут же об этом пожалел. Не следовало использовать информацию, полученную на исповеди, – тягчайший грех! «Господи, спаси и сохрани! – мысленно взмолился он. – Господи, прости!!!»

Ковалев булькнул носом, дернулся и скрючился в три погибели под столом, надрываясь кашлем, – пиво явно двинулось не в то горло. Отец Василий поднялся со стула, обогнул столик и пару раз хлопнул Ковалева по спине. Тот еще несколько раз кашлянул и, утирая ладонью подступившие слезы, разогнулся.

– Ладно, извините, Павел Александрович, – примирительно попросил отец Василий. – Действительно, хватит нам о мертвых, давайте о живых поговорим.

Ковалев, осознав, что перед ним извинились и тем самым как бы признали свою неправоту, с облегчением достал сигарету.

– Можете мне поверить, Павел Александрович, – спокойно перехватил инициативу отец Василий. – Я не более виновен в создании этого комитета, чем вы – в смерти майора Тохтарова.

Ковалев на секунду помрачнел, но быстро взял себя в руки. С ним шли на мировую, и этого было достаточно.

– Я вас ни в чем не обвиняю, – шмыгая носом, заверил он. – Просто хочу, чтобы вы поняли – мы работаем с таким контингентом, что… в общем, не стоят они того, чтобы их защищали! Не стоят!

– Каждый имеет право на защиту, – спокойно не согласился священник. – Без исключений.

– Вы их не знаете, – решительно замотал головой Ковалев. – Они сами себя гробят. Сами, понимаете? Я не первый год в этой системе и вижу: спасать преступников – все равно что спасать наркоманов – бессмысленно и бесполезно. Их нельзя жалеть: это давно уже не люди.

«Господи боже мой! – подумал священник. – До чего же он похож на Парфена! Как он тогда кричал? "Кого вы жалеете? Наркоманов? Они давно уже трупы!" Но Ковалеву я об этом сказать не могу, раз уж обещал не трогать мертвых».