Крестоносец

Ему бы хоть как-то удержать в нарастающем хаосе старые земли Конийского султана и Междуречье. Причем неизвестно что важнее. Ибо Междуречье — это золотое дно из-за чрезвычайной плодородности этого региона. И в обороне, играя от крепостей османская армия в целом держалась. Во всяком случае против персов, которые по своей сути представляли собой поместное войско «на максималках». Только не подкрепленное ни стрельцами, ни артиллерией. В то время как городское население Анатолии во многом был культурно и религиозно… хм… неблагонадежно…

А тут еще и братик воду мутит. Причем отчаянно…

Эти переговоры у ворот шли долго. Шумно. Эмоционально.

Баязид предлагал Андронику и Андрею союз.

Выгодный ли? Вопрос. Большой вопрос.

Поэтому Андрей не спешил с выводами. А Андроник, не имея реальных сил за собой в Трапезунде, ориентировался в этой позиции на хозяина возрожденного легиона. «Лучше люди города» же просто осторожничали. Слишком все было зыбко и ненадежно. Они не доверяли Баязиду. Настолько не доверяли. Что даже не пустили в город.

Но самопровозглашенный султан не отчаивался.

Уже сам факт того, что с ним разговаривали, его вполне обнадежил. Поэтому, уходя, он обронил.

— Твоя дочь растет красавицей.

— Какая дочь? — нахмурился Андрей.

— А ты не знаешь? Ясмина. Говорят, что Михримах в ней души не чает.

— Хорошая шутка.

— Это не шутка.

Произнес он. Весьма вежливо попрощался. И удалился.

— Вот мерзавец… — процедил, глядя ему в спину князь, когда тот удалился достаточно далеко.

— Михримат действительно родила дочь, — заметил один из «отцов города». — Через девять месяцев после того, как ты спалил Константинополь.

— И что?

— Рустема-паши в те дни в городе не было. Он находился где-то в Румелии, где и погиб спустя месяц.

Наступила тишина.

Андрей лихорадочно соображал. Мерзкая история получалась. Остальные улыбались. Ну так, едва-едва, в усы. Наконец Андроник заметил:

— Ты ли ее отец или нет — это не важно.

— Как это не важно?!

— Важно то, что думают люди.

— И что они думают?

— Что вы влюбились. И что ваша любовь спасла Сулеймана от смерти.

— Вздор! Я зашел в Топкапы после того, отпустил Султана.

— Ты хочешь переубедить толпу? — с хорошо заметной язвинкой спросил один из «отцов города».

— Да и Сулейману это выгодно.

— Чем выгодно? Тем, что его дочь нагуляла ребенка на стороне при живом муже?

— Он постарается это использовать против тебя. Ты для него опасен. И если он сумеют заключить этот брачный союз, то…

— Я женат!

— Пока женат, — грустно заметил Андроник.

Андрей нахмурился.

На него в былые годы покушение совершали немало. И он выкрутился только за счет своей удачи, решительности и находчивости. Иной бы давно сгинул. Но Алиса не он. И осознав, какую угрозу навлек сиюминутной слабостью на свою семью, Андрей тихонько завыл, обхватив свою голову. Горько, страшно… с такой болью…

После возращения из похода его супруга изменилась. Настолько, что он не мог нарадоваться на нее. Можно даже сказать, что он был эти полтора год с ней счастлив. А потому ее гибель стала бы для князя если не катастрофой, то чем-то близким к этому. И уж точно не подтолкнула бы его в объятья Михримах. Даже из политической необходимости. Просто потому, что он бы ясно знал, кто стоит за смертью супруги…

Когда он чуть пришел в себя и оглядел присутствующих, то не нашел на их лицах и тени улыбки или какой-то язвительности. Его эмоции прекрасно читались. И они не сулили ничего хорошего. Никому. Особенно в сочетании с репутацией, которую Андрей уже заработал.

Князь-чародей. Князь-оборотень. Викинг, который своим набегом навел ужаса на все черноморское побережье Великой Порты. Удивительно удачливый вождь, что сумел с горсткой воинов взять столицу османов и вынудить бежать Султана «в одних подштаниках», как судачили обыватели. И теперь — командир возрожденного легиона, который вынырнул из небытия как чертик из табакерки.

Гнев ЭТОГО человека не сулил ничего хорошего. Особенно теперь, когда они увидели его взгляд.

Волк. Лютый. Страшный. Безжалостный. На члена стаи которого покусились. Пусть даже не делом, а словом.

Они отшагивали назад, встречаясь с его взглядом, и опускали глаза. Не выдерживая ту бешенную энергию, что бушевала в этом мужчине. Настоящую стихию…

Мгновение.

Андрей сжал кулаки до хруста. И по нему словно волна прошла. Дикая животная ярость ушла из заледеневших глаз. А губы оскалились в поистине улыбке. Он скрипнул зубами и молча пошел в город, оставляя за спиной лишь не на шутку испугавшихся союзников. И уходил он, напевая очень странную песенку, слова которое с трудом понимало, только несколько толмачей и несколько соратников Андрея…

— Не сплю… я в ночь перед боем. Во тьму-у-у холодной могилы влекут меня силы… ада! Молю! … Боже? Ты? Да. Дай мне победу! Возьми, сам! И силы к рассвету! Вот их — дам! Не лечь в этом поле! Забудь страх! Ты и так уже — прах!..[1]