Крестоносец

Столица графства Шат тоже выглядела привлекательна, но, как сказывали видевшие ее укрепления, там все еще хуже. Да и система оповещения сделана добро. Из-за чего даже людишек там не словить.

А у литовцев все иначе…

Литовцы не ожидают, что крымское войско ударит по ним.

Остается, правда, досадный нюанс с Азаком. Но хан в нем формально не замешан. В конце концов местные черкессы могли и сами пошалить. Тем более, что как таковой угрозы крепости они не несли. Просто не давали гарнизону совершить вылазку в сторону Крыма. А почему? Ну… Это не так уж и важно.

Сын, видя, заинтересованность отца, улыбнулся.

И хан ответил ему. Предвкушая наконец-то богатую добычу…

[1] Именно так мины и подводили веке в XII–XIII к примеру.

Глава 5

1559 год, 2 августа, Смоленск

Бах!

Ударила кулеврина.

И ядро ударило в землю недалеко от крепостной стены Смоленска. Просто угол возвышения должный не придали. По злому умыслу или нет — Бог весть. Во всяком случае это длинноствольное орудие калибром в 24 фунта представляло собой серьезную угрозу для древо-земляных стен города.

Иоанн Васильевич в Ливонской войне больше полагался на бомбарды. По обычаям тех лет. А кулеврины хоть и имел в значительном числе, но применял их также, как и полагалось — для решения вспомогательных задач. Польско-литовские магнаты, что подошли к стенам Смоленска, охотно поступили бы также. Но вот беда — ни в Литве, ни в Польше не имелось нормального артиллерийского парка. В отличие от земель Московской Руси, где его созданием озаботился еще дед нынешнего царя и его полный тезка. Посему магнатам пришлось «скрести по сусекам» и довольствоваться тем, что найдут. В Риге. Вместе с артиллеристами. Тем более, что особой проблемы древесно-земляные стены даже для кулеврин не представляли.

И вот — выстрел.

Всего один.

Но он немало взбаламутил город, ожидающий ответа от Царя на свою челобитную. Ляхи и литвины сказывали, что они не дождутся. И что Иоанн Васильевич тянуть станет. Но среди личного состава полка ходили версии о том, что супротивник может гонца и не пропустить от Царя.

Единства не было.

А теперь еще этот выстрел.

Его смысл был прост — теперь супротивники подвезли артиллерию и могут брать город обычным способом. И тогда уже предложение короля Польши и Великого князя Литовского окажется не в силе…

***

— Что там? — спросил Андрей у гонца.

— Письмо, о Великий, — поклонившись, ответил тот.

— От кого?

— Мне не ведомо. Меня отправил один уважаемый человек, наняв в Трапезунде. Заплатил. И сказал, что сведения в письме очень важны для Андреаса Палеолога.

Андрей помедлил.

Кивнул.

Попросил гонца подождать за дверью. И вновь устроил цирк с толстыми кожаными перчатками. Да еще и респиратор надел и очки. На всякий случай.

Сломал незнакомую печать.

Осторожно вытряхнул письмо на поднос.

Осмотрел его, ворочая палочкой. И только после этого — развернул и прочитал. Не снимая, впрочем, средств защиты.

Еще раз прочитал.

И еще.

А потом с яростью швырнул на поднос и стал нервно вышагивать по помещению.

В письме, написанном от имени отца Афанасия, Андрея предупреждали о нехороших «движениях» дома. Что Марфа пытается добиться развода из-за блуда. Что, де, она считает, будто ее муж задался целью залезть под юбки всем восточным аристократкам. Поэтому и бегает где-то вдали от дома. Вон, даже дочери Сулеймана дочь заделал. А это уже серьезно. Дочь Сулеймана — не случайная женщина для «согрева постели». Здесь уже вопрос политический. Кроме того, отец Афанасий писал, будто бы его супруга, в пику ему, увлеклась итальянцем, которого Андрей поставил следить за безопасностью…

Молодой мужчина был вне себя от ярости.

Ведь все же с супругой обговорено.

И она никогда не проявляла ревность к его походным похождениям. Понимала, что мужчине без женщины тяжело. А искать мужского общества в таких делах — противоестественно. Главное, чтобы он домой возвращался и семью ценил, и детей.

И тут — нате на лопате.

Про Михримах, правда, она не знала. Да они такие вещи и не обсуждали. Марфа подчеркнуто не интересовалась любовными похождениями мужа. А тут ее словно подменили.

И ведь стала искать развода!

А блуд был в христианстве по сути единственным основанием для развода…

Минут через десять, немного перебесившись, он вновь схватил это письмо. Уже голыми руками. И стал внимательно рассматривать.

Написано оно было по-русски на довольно дорогой бумаге. Качественной. Очень качественной.

— Странно.

Пригляделся.

Почерк не отца Афанасия. Тот он знал неплохо. В советские или российские больницы его точно бы взяли работать. Чтобы справки выписывать или больничные листы оформлять. Ибо писал он весьма посредственно и нередко сам прочесть своей писанины не мог. А тут почерк был добрым, славным — явно «рука» многоопытная писала. Или вообще — каллиграфа, если такие вообще встречались на западе.