Крестоносец из будущего. Трилогия (СИ)

Голос Зденко дрожал, а в груди бешено бухало сердце. Он сорвал с груди нательный крестик и выставил его перед собой.

Полусидя, преодолевая неимоверную боль в ноге, Зденко начал рукой с зажатым в кулаке крестиком чертить вокруг себя круг, как вдруг на щиколотках, словно клещи, сжались холодные пальцы, и безжалостная сила рванула его в темноту…

— Ну где же эти олухи?

Радзимеш, глухо выругавшись, резко ткнул лошадь в бока пятками и дернул на себя поводья, отчего она закружила на месте. Гжегож, чуть помедлив, шагом тронулся обратно к повороту, из-за которого так никто и не появился.

— Тише ты! Недоброе что-то там! Может, заплутали они? Там же сразу за поворотом развилка, вот они, наверное, свернули не туда! Поеду гляну…

— Вот еще! — Радзимеш поморщился. — Нам приказ был дан привезти колдуна да дурочку, которая с ним живет! А искать двух болванов в этом проклятом лесу я не нанимался! Свернули они себе шею или заплутали, меня это не касается! Вернутся завтра — я с них шкуру спущу!

— А вдруг им помощь нужна? — Гжегож неуверенно повернул лошадь, еще раз оглядываясь в темноту. — Радзимеш, не бери греха на душу!

— Ты не поп, я тебе не грешник, за мои грехи спрос сам держать буду! — Радзимеш ожег плетью гнедую, с места взявшую в галоп. — Можешь оставаться, я и один притащу старика с девкой! И наградит пан Конрад меня одного…

— Осторожней! Там тропа вся заросла! Глаза не выколи!

Но Радзимеш уже его не слышал, светлой точкой, скрываясь и пропадая за стволами деревьев, он удалялся вперед по извилистой тропе в глубь леса.

Гжегож медленно ехал назад, внимательно рассматривая в трепещущем свете факела лес по обе стороны тропинки. Он подъехал к развилке: лошадь громко фыркнула и повернула голову в сторону другой тропинки.

— Ты думаешь, они там? — то ли себя, то ли лошадь спросил Гжегож. — Ну что ж! Поехали, посмотрим!

Однако впереди его внимание привлек блеснувший огонек света. Огонек был неподвижен, и Гжегож двинулся ему навстречу.

Если бы листва еще не опала, он бы и не увидел ничего, но сквозь голые ветки лещины он разглядел лежащее на земле тело. Огоньком же оказался догорающий факел.

— Слава Богу, что все эти дни мозглил дождик, а то по сушняку пал пошел бы! — Гжегож подался вперед. — Зденко, это ты? Чего там с тобой приключилось? Вставай, а то Радзимеш рвет и мечет…

Слова колом встали в глотке: несколько шагов, сделанных лошадью, хватило для того, чтобы рассмотреть лежащего на земле человека.

Это действительно был Зденко: нелепо разбросав руки, он лежал на спине с разорванным горлом, из которого уже редкими толчками вытекала темная кровь.

На лице его застыло выражение жуткого ужаса, а в разжавшейся руке поблескивала цепочка с выпавшим на землю крестиком.

— Свят! Свят! Свят!

Дрожащей рукой Гжегож перекрестился и, наклонившись в седле, протянул факел, но и без этого было понятно, что Зденко мертв.

Сверху в ветвях раздался шорох, и Гжегож резко обернулся, но ничего не увидел. Шорох раздался слева, затем справа.

— Кто здесь?!

Леденящий душу тихий смех раздался спереди, затем сзади, сверху, отовсюду, казалось, что он звенел внутри головы Гжегожа.

— Ты меня не видишь, а я тебя вижу!

Бросив факел на землю, он лихорадочно стал вытаскивать меч из ножен, но запутался. Испуганная лошадь громко заржала, сзади на седло словно опустилась большая холодная снежинка, и тихий голос прошептал в самое ухо:

— Я тебя съем…

Через несколько десятком метров Радзимеш натянул поводья. Действительно, в такой темноте он запросто мог или шею свернуть, или глаза выколоть себе или лошади.

Похолодало, маленькие снежинки закружились хороводом в свете факела.

— Не хватало еще, чтобы буран начался! Тогда придется ночевать у колдуна, то еще счастье!

Впереди он увидел идущую по тропинке женскую фигурку. Догнав ее, Радзимеш осадил лошадь:

— Эй! Девка! Чего блудишь ночью в лесу одна?

Она подняла голову и посмотрела на него. Факел осветил бессмысленную улыбку на лице, и Радзимеш довольно цокнул языком:

— На ловца и зверь бежит! Ты Агнешка?

В глазах девушки что-то непонятное промелькнуло на мгновение, но тут же исчезло, а она закивала.

— Стой, дура! — Радзимеш сгреб ее волосы на макушке в кулак и запрокинул голову. — Холоднющая-то какая, словно покойница! Дай-ка я на тебя гляну!

Огромные оленьи глаза, голубые, почти прозрачные, были обрамлены густыми черными ресницами. Изящные брови соболиным изгибом темнели на фоне белоснежной светящейся изнутри кожи. Босые ноги были измазаны чем-то бурым, наверное, болотной грязью. Распущенные русые волосы падали на спину и грудь, скрывая белеющие в вырезе рубахи девичьи груди.

— Хороша, стерва! — Он плеткой раздвинул локоны на груди. — А моя Франтишка — корова коровой! Не дергайся! — Он сильнее потянул на себя волосы, заставив девушку подняться на цыпочки.

Радзимеш, воткнув факел в развилку ветвей, достал кинжал и плашмя просунул его в вырез рубахи. От прикосновения холодного металла к телу девушка даже не вздрогнула, и Радзимеш, повернув, потянул на себя вниз. Ткань с треском поддалась, и он удовлетворенно оглядел открывшееся взору девичье тело.